Между тем существует советско-американская консульская конвенция, согласно которой должен быть обеспечен свободный доступ для граждан, желающих получить информацию о порядке эмиграции. Как же допускает американское правительство, что из их посольства в Москве устроили какую-то ловушку? Почему не протестует посольство каждый раз из-за нарушения консульской конвенции? Очевидно же, что если бы доступ был действительно свободный и никого за вход в посольство не наказывали, то люди бы и не стремились ворваться, не отказывались бы выходить. Зачем же вообще была подписана эта конвенция, если ее не собирались выполнять? Для создания атмосферы "сотрудничества" у посольства?
Заключать договоры с Советским Союзом имеет смысл только в том случае, если у вас есть намерение и способы заставить СССР выполнять их часть обязательств. Подписанием договора с СССР борьба не заканчивается начинается борьба за его выполнение. Столь желанный западным либералам "диалог" с Советским Союзом можно вести, только зажав их в угол и сдавив пальцы на их горле. Другой формы диалога они не понимают и тут же норовят прижать в угол вас. Чем вы пытаетесь быть вежливей, уступчивей, тем хуже.
Как-то в лагере я встретил пожилого украинца, учителя литературы, человека необычайно вежливого и воспитанного, из тех, что даже муху не обидят. Слыша, например, лагерную матерщину, он краснел как девушка и старался незаметно отойти в сторонку. Но почему-то именно его лагерный кагебешник все время наказывал - сажал в карцер, лишал посылок из дома и свиданий с женой. Заинтересовавшись, я расспросил его об отношениях, сложившихся у него с кагебешником.
- Понимаете, - говорил он удрученно, - он меня регулярно вызывает на беседу и уговаривает с ним сотрудничать...
- Ну а вы что?
- А что я могу сказать? Я извиняюсь и отказываюсь, говорю, что это совсем не в моем характере. Не умею я этого... Как же я буду смотреть в глаза тем, на кого доношу?
Мне стало жаль старика, и целую неделю я учил его отборнейшему мату. Поначалу наука давалась ему с трудом, иногда он чуть не плакал. Но к концу все-таки мог выговорить несколько слов достаточно твердо и не покраснеть. Я все же беспокоился, сможет ли он повторить их кагебешнику не смутившись, достаточно убедительно. К счастью, он осилил себя. Отсидев 15 суток за "нецензурную брань", что вызвало изумление всего лагеря, он вышел, и больше ни разу кагебешник не вызывал его.
Это не шутка. Психология кремлевских вождей совершенно та же. Да многие из них и просто прошли через работу в КГБ. Беда только, что я не могу открыть школу матерщины для западных дипломатов и политиков. Черт его знает, и почему это все размышления да разговоры "русских путешественников" неизбежно заканчиваются рассуждениями о дерьме? Точно нам уж и поговорить не о чем. Можно же ведь и помечтать о чем-нибудь прекрасном, пусть даже маловероятном. Но, видно, все у нас происходит, как в том анекдоте про человека, видевшего беспокойные сны. То сказочные пещеры, наполненные драгоценными самоцветами, то вдруг много-много золота. Всюду золото, куда только ни протяни руку. Золото... золото... золото...
- Ты что там шаришь по постели? Что ищешь? - будит его жена.
- Да вот, понимаешь, приснилось, что вокруг золото сплошное.
- Спи, дурак, какое тебе золото. Чего придумал...
Вот заснул он опять, и снятся ему кучи дерьма. Всюду, куда ни сунься.
- Ты что, опять золото ищешь? - ворчит жена.
- Да нет, теперь вот дерьмо приснилось, много дерьма... Стой, а дерьмо-то и вправду есть...
Эпилог
Прошло четыре года с тех пор, как, щурясь точно от яркого света, впервые оглядывался я по сторонам в безмятежном городе Цюрихе. Четыре года - и срок-то, в общем, небольшой, и проскочил он быстро, а сколько же всего произошло, изменилось. Уже не просыпаюсь я перед рассветом с недоумением: "Скоро ли подъем? Когда же начальник застучит остервенело в дверь своим ключом?" Прошлое тускнеет, перестает казаться реальным, новое же становится таким привычным, точно всю жизнь здесь прожил. И где теперь "у нас", а где "у них", что "наше", что "ваше" - совсем перепуталось. Только иной раз услышишь в новостях об очередном аресте или суде в Москве - и словно что-то защемит внутри.
А так, хорошее ли, дурное - все забывается с поразительной быстротой. Недавно журналист из одной крупной американской газеты вдруг спросил меня:
- Скажите, а как же вам удалось эмигрировать? Вас что, отпустили по израильской визе?
Другой удивил еще больше, уговаривая посетить Америку:
Читать дальше