Владимир Буковский - Письма русского путешественника

Затем молчать стало невозможно - само советское правительство призналось в этих преступлениях. И тут же новый ход - дружные уверения "специалистов", что беззакония ликвидированы Хрущевым, а в стране царит разгул либерализма (это в период новочеркасско-александровских расстрелов). Затем пошли заверения, что "диссиденты" - крошечная горстка людей, никого не представляющая и никакого значения не имеющая. С тех пор чуть не каждый год объявляют о конце движения, и так добрых 15 лет.

Пробить в 60-е годы какую-нибудь информацию об арестах было необычайно трудно. Журналиста, высланного из Москвы, автоматически выгоняли с работы в его стране или переводили на плохое место. Он считался неумелым работником: не сумел "поладить" с советскими властями. Даже много позже, в 1970 году, моему другу, корреспонденту Ассошиэйтед Пресс в Москве Дженсену, его вашингтонское начальство запретило писать какие-либо статьи после нашего с ним интервью. А потом вообще перевели во Вьетнам. Начиналась "эра детанта", и Всемирный конгресс психиатров в Мехико отказался обсуждать нашу документацию под прямым нажимом политиков. Впрочем, точнее было бы сказать, что эра детанта началась прямо с 1917 года.

Понадобились многолетние усилия честных людей на Западе и на Востоке, чтобы наш голос наконец услышали. Позднее - принудительная эмиграция сотен правозащитников - и сразу же масса статей об их неспособности устроиться и жить в свободном мире. Дескать, что там за них в СССР переживать: несвобода - их естественное состояние.

Или вот еще аргумент - гениальный по своей изощренности. Поскольку вы пострадали от режима, говорят нам, вы не можете быть объективными и беспристрастными. Лихо, а? Тогда, выходит, узника Освенцима тоже не надо слушать - он ведь пострадал. Зачем же слушать рассказы евреев о нацистской Германии - у них же родные погибли в газовых камерах, разве могут они быть объективны? Так кого слушать? Перебежчики клевещут, пострадавшие необъективны, запуганное большинство молчит. Остаются только советские (или нацистские) власти, чтобы поведать нам беспристрастную правду.

Больше всех, конечно, достается Солженицыну. То, оказывается, он себе в Вермонте ГУЛаг устроил, огородился колючей проволокой. То все к тому же Пиночету в гости собирается. То вдруг оказывается создателем "новой правой" партии национал-большевиков. Всего и не перечислишь. Я как-то посчитал, что только за три месяца в конце 1979 года мировая пресса опубликовала 16 статей против него. Такой кампании он и в Советском Союзе не удостаивался. При том это все пресса некоммунистическая!

Главный же аргумент - реакционеры мы все. Тут я наконец узнал, что такое "реакционные силы", которых раньше никак не мог обнаружить на Западе, и уж стал склоняться к мнению, что их вообще нет.

В Норвегии не какой-нибудь коммунистический листок - крупнейшая газета страны поместила по моем приезде большую статью и две фотографии. Под фотографией Солженицына подпись - Буковский. Под моей - Солженицын. А в тексте: "на службе реакционных сил...", "пособники крупного капитала..." и т. п. Точно как в "Правде".

В Англии газета "Гардиан" напечатала статью корреспондента АПН Добкина. Как водится, весь джентльменский набор: и террорист, и агент империализма! Поначалу я обрадовался. Ага, думаю, попался товарищ Добкин! Это тебе, дорогой, не в Москве. Тут и суд праведный, и ответственность за клевету в печати. Сейчас я выясню, откуда вы эти "штурмовые пятерки" взяли. От "Гардиан" нужно мне было лишь формальное извинение, чтобы потом вплотную заняться Добкиным. Два года тянулось судебное препирательство. За это время Добкин перешел в штат посольства и прикрылся дипломатическим иммунитетом. Между тем из Америки сразу же мне идут газетные вырезки. Оказывается, я, проклятый реакционер, засудил в Англии "рабочую" газету. Ну, чем не "Известия"?

Причем заметьте, что звание реакционера выдают тебе сразу, без задержки, как только ты сказал, что а) не веришь в социализм и б) не являешься сторонником "разрядки", Уже через три недели после моего приезда в Цюрих местная газета "Тагес-Анцайгер" утверждала, что я поразительно быстро "переменился" - из "политического агностика" во "второго Солженицына". Газета уверяла, что перемена произошла под влиянием "реакционного окружения", которое с самого начала не допускало ко мне "нежелательные органы прессы". И все это из-за моей критики по адресу "детантистов". Между тем человек, писавший статью, сидел рядом со мной на первой же пресс-конференции в Цюрихе и не мог не слышать, что я говорил, например, о резком ухудшении режима в тюрьмах и лагерях после подписания Хельсинкского соглашения. В той же статье утверждалось, что реакционные силы "были готовы завербовать и Плюща, но он скрылся в Париже...". Плющ в то время считал себя марксистом, а стало быть, пока ходил у них в "хороших".