Ксения Букша - Питерские каникулы

- Мда?

У меня как-то совершенно вылетело из головы, как назывался тот вуз, куда я должен был сдавать экзамены. Впрочем, я не особенно беспокоился по этому поводу, и решил положиться на друзей. Куда-нибудь да приведут, подумал я. И точно: вели они вполне уверенно, мимо памятника Ломоносову, мимо роддома - в желтое здание, похожее на Гостиный двор, что на Невском, только поменьше.

- Сюда будешь поступать, - сказала Катя нервно.

Она, кажется, за меня волновалась.

- А тут инженеров делают? - спросил я.

- Инженерами не становятся, ими рождаются, - был ответ.

Ладно, решил я; внутри здания оказалось полно народу, на стенах значились зеленые стрелочки: "Приемная комиссия", - на нас сбегались посмотреть, выкручивали шеи, выпучивали глаза, а мы спокойно шли себе, будто так и надо. Герман пил пиво, Мишка грыз сухарики, Пармен и Александра Александровна соизмеряли размах крыльев с поворотами. На третьем этаже, перед аудиторией с грозной табличкой "Имени профессора Нгадлы" мы притормозили. У дверей стоял распорядитель в красном замшевом пиджаке. Ему было жарко, но пиджак он не снимал, боясь потерять авторитет.

- Так, вы на экзамен? - обратился он к нам.

- Он на экзамен, а мы будем тянуть ему билеты, - сказала Катя гордо.

Тут я вспомнил, что бабушка вроде бы говорила про сочинение, и мысленно порадовался - сочинение я бы точно писать не смог. Распорядитель поднял брови, оглянулся и махнул рукой:

- Двух ассистентов можете взять, остальные стойте тут и ждите!

Варя и Катя подхватили меня с двух сторон, и я полетел за билетами. Их было великое множество, и все одинаковые.

- Какой предпочесть? - растерялся я. - Вот этот? Или вон тот?

- Я бы взяла третий слева, - посоветовала Варька.

- Ты дура, - фыркнула Катя. - Первый сверху бери, не прогадаешь.

- Попрошу без подсказок, - строго заметил распорядитель. - Пусть молодой человек выберет сам, а уж вы хватайте, что он укажет.

- Вон тот, - сказал я, показывая глазами. - Левее. Правее. Не этот, блин! Вон тот!

Катя и Варя ухватили билет двумя пальцами, поднесли к моим глазам и прочли:

- Первый вопрос. Воцарение Анны Иоанновны. Второй вопрос: купечество в России в начале двадцатого века.

- Вать машу! - воскликнул я. - А ведь экзамен-то по истории!!!

Распорядитель наклонил голову и подтвердил:

- Совершенно верно, по истории, молодой человек... И я бы вам посоветовал поторопиться, потому что он уже заканчивается.

- Куда вы меня привели, - запаниковал я. - Вы чего? Я даже учебника истории с собой не брал... Кой хрен инженеру история, люди?? Помогите!!!

Но никто мне не помог, наоборот, не слушая моих воплей, Катя и Варя под аплодисменты членов партий "Выдембор" и "Дыборосс" ввели меня в аудиторию и торжественно остановили перед кафедрой, за которой, покосившись друг на друга, сидели два старых сумрачных профессора.

- Поздновато вы пришли, молодой человек, - прохрипел тот, что слева. Мы у вас даже фамилию спрашивать не будем, потому что вы опоздун.

- Опоздец, - меланхолически поправил его тот, что справа. - Опозданец. Да-с. Впрочем, рассказывайте, о чем у вас там?

- Первый вопрос, - сказал я в тон профессорам, уныло и сумрачно. Воцарение... этой... Анны Ивановны...

И тут я вспомнил, что как раз про воцарение именно Анны Ивановны я, кажется, что-то знаю. Немножко.

- Девятнадцатого января 1730 года, - начал я робко, - император Петр Второй простудился на водосвятии, да вдобавок заболел оспой, и скончался, не оставив завещания...

- Как? - прервал меня профессор слева с негодованием. - Вы забыли завещание Екатерины Первой.

- Порядок престолонаследия по Тестаменту Екатерины был довольно сложным и запутанным, - оправдался я. - К тому же князь Голицын, ну, Дмитрий Михайлович, не признавал легитимности этой бумаги, к тому же подписанной, как он выражался, "Катькой-солдаткой". Головкин попросту стопил Тестамент в печке...

Профессора переглянулись.

- Откуда такие подробности, - угрожающе сказал профессор справа. Назовите главные противоборствующие группировки переворота 1730 года.

- Верховники во главе с Голицыным, - перечислил я. - Сторонники самодержавия - Остерман, Прокопович, Кантемир и иже с ними. И, наконец, группа Черкасского и Татищева...

- Татищев тоже был за самодержавие! - с горячностью вскричал профессор слева.

- Да? - переспросил я с иронией в голосе. - Ну, то есть, прошение Кантемира Татищев, конечно, подписал. Но кто в последнюю ночь перед двадцать пятым февраля агитировал по казармам за голосование по дворянским проектам, принесенным в Совет? Может быть, это был Федор Матвеев, которого Иван Долгорукий лично обидел, или, может быть, это был Андрей Иванович Ушаков, или, наконец, не Ягужинский ли это был, которого Голицын посадил под арест? Нет, это был Татищев, а Черкасский в этой, так сказать, "партии" был просто подставным лицом, потому что Татищев был всего-навсего советником и не имел права являться на собрания генералитета и первых четырех классов...