Сборник - Сибирская рождественская книга

– Вам кого надобно?

Голос, которым сказаны были эти слова, окончательно расстроил бедного Жемчужина. Надо сказать, что голос Аннушкин был что твой соловушко! Но так как нужно же было отвечать, то Жемчужин, собрав все силы, пробормотал:

– Мне-с?.. Ничего-с… Как ваше здоровье?

Аннушка готова была принять его за полоумного, если бы только в этом не разуверяли ее глаза Ивана, в которых было что-то такое, что чрезвычайно понравилось девушке.

– Я слава Богу, – отвечала она на ловкий вопрос Жемчужина. – Как ваше?

– Мое-с… так, ничего-с… слава Богу.

И снова замолчали. А дедушка продолжал себе покрякивать в другой комнате.

Наконец Иван почувствовал, какой он дурак, и в этой смиренной мысли он стал ни с того ни с сего кланяться Аннушке.

Аннушка тоже почла нужным отвечать на поклоны Ивана.

– Извините-с, – сказал наконец Иван, пересиливая свое замешательство. – Мне сказали, что здесь пускают на хлебы. Так я и пришел узнать – за какую цену? Извините, пожалуйста.

– Ничего-с, ничего-с, – отвечала девушка. – Но только вам напрасно сказали, что мы держим нахлебников. Да у нас нет и лишнего помещения.

– Извините, пожалуйста. А позвольте спросить, кто вы такие?

– Я— Аннушка, внучка дедушки… Знаете Якова Степаныча?

– Как не знать, слыхал-с, – отвечал Жемчужин уверенно, хотя совесть и говорила ему: врешь, разбойник! – Еще прозвание его, кажется… – Иван замялся.

– Петриков-с.

– Да, точно, Петриков. Так у вас не принимают на хлебы?

– Никак нет-с.

– Извините, пожалуйста. Ведь чего, подумаешь, люди не выдумают! За тем прощу прощения, – сказал Иван, пятясь к дверям, хоть ему и очень не хотелось так скоро оставить Аннушку.

– Прощайте-с.

Жемчужин еще раз поклонился и вышел, уж, разумеется, не так скоро, как вошел.

Чудная перемена произошла с Иваном. Топиться уж и в помине не было. Он даже нашел, что жить гораздо веселее, чем умереть, и что в воде уж, верно, нет таких хорошеньких рыбок, как на земле Аннушка. Между тем старик с веселым лицом вышел из-за перегородки.

– Ну, что, Анюша, каков твой гость? – спросил он Аннушку, которая, не знаю для чего, протирала стекло в окне, выходившем на улицу.

– Я его прежде не видела, дедушка.

– Мало ли кого ты не видела, – возразил старик. – А каков он тебе показался?

– Мне-с?.. Он, кажется, скромный такой, – отвечала Аннушка, покраснев немного.

– Вот угадала, так угадала! Особливо, я думаю, он скромно вошел. Так, что ли?

Девушка не отвечала.

– Да, да, – продолжал старик. – Всем был хорош, да только вот тут посвистывает, – сказал он, показывая на голову. – Он, кажется, на хлебы просился? А? Ну, ничего, даст Бог, и свой найдет. Да что толковать о нем! Дай-ка лучше перекусить чего- нибудь.

И разговор прекратился.

Возвратимся к Жемчужину. Выйдя из дома Петрикова, он на минуту остановился: то ли хотелось ему посмотреть на дом, который он в первые минуты попыхов хорошенько не заметил, то ли для того, чтобы подумать, куда бы на этот день приклонить голову. Думал, думал и решился идти к одному бедняку, знакомому, которого он в прежнее время удостаивал перемолвить с ним слово. Богатые отказали, думал он, авось бедняки будут жалостливее. И точно, на этот раз надежда его не обманула. При бедности кармана у знакомого его была душа богатая. Он принял Жемчужина с таким радушием, что у Ивана почти слезы навернулись.

Таким образом, приют нашелся. Оставалось теперь подумать о средствах найти трудовой кусок хлеба.

Посоветовавшись со знакомым, Иван решился смирить свою гордость и на первый раз поискать где-нибудь места сидельца. К счастью его, один из старых знакомых его воспитателя принял участие в положении Жемчужина. Он достал ему место сидельца у одного зажиточного купца, с порядочной платой. Жемчужин засел за прилавок, и так как он был малый смышленый, то вскоре успел заслужить доверенность хозяина. Сидя весь день за прилавком, Иван утешал себя надеждой пройти еще засветло мимо дома Петрикова и полюбоваться, как хорошо сделаны у него окна, особенно одно угловое, с горшком герани и с белой, как снег, занавеской. Иногда случалось ему встречать самого Петрикова, и Жемчужин за несколько шагов снимал уже свою шапку и кланялся в пояс.

Старик с обычной своей усмешкой ласково отвечал поклоном на поклон, но тем дело и оканчивалось.

Один раз, не помню в какой-то праздник, Жемчужину привелось стоять в церкви недалеко от Аннушки…

Надобно вам сказать, что он, не знаю почему, особенно полюбил церковь, в приходе которой числился дом Петрикова. Правда, Жемчужин говорил, что уж куда какой тут голосистый дьякон, вот так бы его все и слушал; но так как дьякон вскоре переведен был в собор, а Жемчужин по- прежнему продолжал посещать церковь, то я не могу вам сказать, насколько правды было в словах Жемчужина… Ну, так я сказал, что в один праздник ему привелось стоять подле Аннушки. Все видели, как он усердно молился, а одна Аннушка заметила, как он поглядывал на нее. Обедня кончилась. Иван выждал выхода Петриковых и пошел за ними, посматривая так пристально по сторонам, как будто он в первый раз видит эту улицу. На повороте к известной калитке, Жемчужин низко поклонился старику, поздравил с праздником и, должно быть, нечаянно обернулся к Аннушке, которая, отстав от своего деда, спешила теперь догнать его. Как-то, тоже, верно, нечаянно, глаза их встретились.