Леонид Нейман - Парижские дамы [Веселые эскизы из парижской жизни]

Если бы вас спросили: как живет парижанка в ее собственном царстве, — в Париже? Вы без сомнения отвечали бы: она ведет совершенно бесполезную жизнь.

10 часов утра. Барыня позвонила. Вбегает горничная; отдергивает гардины, поднимает шторы и открывает ставни.

— Скорее, Жюли! У меня сегодня много дела, — говорит госпожа, широко зевая и обнаруживая при этом два ряда перламутровых зубов.

О, Боги, хранители будуаров! Скажите нам, что у ней за дела?!

Она должна сделать двадцать один визит и принять столько, сколько может вынести. Одного тайно — другого…

Она должна предпринять путешествие к портнихе, чтобы ознакомиться с новыми фасонами. Точно так же заехать в модный магазин, чтобы решить, в каком виде она должна явиться на ближайшем бале, в виде ли индейской королевы, в снегоподобных цветах весны или в костюме крестьянки.

Это дневные занятия, а об вечерних нечего и говорить.

В провинции убеждены, что парижанки встают поздно — это предубеждение.

Этим живущим в огне саламандрам нет времени нежиться.

Искусство вечно, но жизнь коротка.

Мы обременены множеством бесполезных частностей, а между тем, никто не спросит нас, сколько часов необходимо парижанке, чтобы собрать, приготовить и обдумать безукоризненный туалет. Для этого в случае небезукоризненности туалета требуется по крайней мере восемь дней.

— Юлия, принесли ли мои новые локоны?

— Да, мадам, останетесь довольны. Эти локоны будут вам очень к лицу.

— С золотым отливом, Юлия?

— Цвета ржаного колоса!

— Ну, теперь поторопись же!

— Сию минуту мадам. Кстати, сегодня, кажется, придет тот господин.

— Альфред — да, я этого не забыла!

Альфред стучится; его впускают; он делает три поклона с прыжком. Затем он вытаскивает из кармана мешочек с премиленькой вещицей — вновь изобретенной — ноготной щеточкой.

Видно, что он искусно владеет ею.

Альфред — человек известный до такой степени, что прелестные создания полусвета называют его не иначе как графом.

Господин Альфред склоняется над ручками, обрезывает, чистит ее ногти и при этом кстати рассказывает плачевную историю своей жизни. Видите ли, он был богат, знатен, имел вес в обществе; но, увы! горе тем, кто имеет пылкий ум и слишком чувствительное сердце. Единственно через это Альфред был поставлен в ужасное положение — он должен сам, своим трудом приобретать средства для жизни. В продолжение рассказа он подпиливает и полирует ногти.

На всякий случай следует заметить, что занятие чисткой ногтей чрезвычайно распространено и что новая щеточка есть чрезвычайно остроумное изобретение.

Затем Альфред удаляется, является новый посетитель.

Служанка шепотом докладывает: «Мадам, художник!»

Художника впускают, и дверь за ним запирается на ключ.

К этому времени приходит супруг, вечный забияка — Вулкан, который хочет силой ворваться к Венере. Он стучится.

— Кто там?

— Это я, моя дорогая!

— Август, — так зовут супруга, — я никого не могу впустить!

— Как никого?

У него вертится на языке: «Разве я никто» и на этот раз он не ошибается в этом, однако решается довести до конца.

— Даже и меня?

— Даже и тебя.

— Но ведь…

— Пожалуйста, без «но» — не могу.

— Мне нужно тебя видеть, говорить с тобой.

— Нельзя этого, Август!

Август Вулкан, ворча, удаляется. Но что же делает художник в комнате?

Несколько минут спустя супруг возвращается. Он еще не отстал от привычки мешаться в дела своей жены.

Бедный муж! Но неизвестного уже нет там; таинственный коршун покинул гнездо голубя; но в комнате все-таки остались следы его присутствия: на ковре видно небольшое количество пепла. Мадам с полнейшим спокойствием натягивает чулок на свою ножку.

— Что это такое? — взывает Вулкан.

— Можешь видеть сам! — отвечает дама.

Месяц спустя Вулкан увидал — в салоне на цоколе розового мрамора — маленькую ножку, сделанную из белого мрамора.

Казалось, что ножка эта жила, что пальцы ее двигались — это было как живое естество. Гости смотрели и удивлялись. Даже сам Вулкан должен был сознаться: «Я и не знал, что у тебя такие миленькие ножки».