Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

Въ нашемъ спальномъ вагонѣ населеніе, впрочемъ, не мѣнялось, такъ какъ тутъ собрались пассажиры, ѣхавшіе прямо въ С.-Франциско. Былъ тутъ сѣдой негоціантъ почтеннаго вида съ такой же сѣдой женой, сохранившей, однако, слѣды прежней красоты, и хорошенькой девятилѣтней дочкой. Это былъ одинъ изъ «сорокъ девятыхъ», какъ называютъ въ Калифорніи переселенцевъ, которые хлынули туда со всѣхъ сторонъ послѣ открытія золота въ 49 году. Когда-то и онъ пришелъ въ Калифорнію пѣшкомъ сзади телѣги, на которой были сложены пара мотыгъ и заступъ. Но теперь все это было давно забыто, и онъ былъ собственникомъ нѣсколькихъ очень выгодныхъ линій городской желѣзной дороги въ Оклендѣ. Онъ разсказалъ мнѣ, что его теперешняя жена, которую онъ оставилъ невѣстой въ Нью-Джерси, не рѣшалась пріѣхать къ нему цѣлыхъ двадцать пять лѣтъ, а онъ все жилъ въ рудникахъ Беллаклары и ждалъ ее. «Тѣмъ болѣе, что въ Калифорніи вовсе не было порядочныхъ женщинъ», наивно прибавилъ онъ. Зато теперь было забавно видѣть, какъ трогательно онъ ухаживалъ за нею, хотя ихъ браку уже минуло 20 лѣтъ.

Прямо противъ меня сидѣла дѣвица не первой свѣжести, но довольно представительнаго вида. Изъ разговора, который она вела съ женой «сорокъ девятаго», я, къ удивленію своему, узналъ, что она тоже невѣста изъ Новой Англіи, которая ѣдетъ теперь къ жениху послѣ десятилѣтняго ожиданія. Въ Калифорніи теперь нѣтъ недостатка въ доморощенныхъ дѣвицахъ, но по старой памяти многіе изъ переселенцевъ выписываютъ себѣ подругъ изъ восточныхъ штатовъ. Даже въ газетахъ иногда можно встрѣтить объявленіе: «Человѣкъ въ цвѣтѣ жизни (читай — 45 лѣтъ), съ независимымъ состояніемъ, живущій въ Аннавилѣ или Донъ-Хозе, ищетъ въ невѣсты молодую дѣвицу, уроженку восточныхъ штатовъ».

Врачъ или аптекарь изъ Нью-Іорка ѣхалъ на западъ искать счастья. Еще одна дѣвица, красивая, хорошо упитанная, но весьма загадочнаго вида, переѣзжала изъ одного американскаго Вавилона въ другой. Она держала себя весьма неприступно, но мужчины сразу проникли ея тайну и когда разговаривали съ ней, глаза ихъ покрывались масляной влагой. Она обращала очень мало вниманія на своего сосѣда, молодого человѣка довольно плюгаваго вида, который отрекомендовался мнѣ газетнымъ человѣкомъ, но почему-то попросилъ меня держать въ тайнѣ его профессію. Изъ дальнѣйшаго разговора съ нимъ я узналъ, что его спеціальность состояла въ постановкѣ различнаго рода рекламъ, хотя и въ этомъ дѣлѣ онъ игралъ только второстепенную роль и занимался розничнымъ пріобрѣтеніемъ заказовъ для одного бюро въ Санъ-Франциско.

Ахъ, эти рекламы!.. Онѣ отравляютъ вамъ въ Америкѣ каждый шагъ пути, въ какой бы глухой уголъ вы ни забрались. Въ городахъ онѣ затмеваютъ своимъ яркимъ блескомъ электрическіе фонари и загораживаютъ своими широкими боками десятиэтажные дома и даже самое небо. Вдоль желѣзнодорожнаго полотна отъ нихъ положительно нѣтъ житья. Въ свѣтлыя весеннія ночи, когда мы забирались въ свои койки-каюты, устроенныя съ чисто американскимъ удобствомъ, я любилъ, отдернувъ занавѣску, смотрѣть изъ широкаго, удобно поставленнаго окна на пробѣгающіе мимо меня поля и лѣса; но на каждой живой изгороди было выплетено кудрявыми готическими буквами: «Перуна! покупайте Перуну!»… Та же самая надпись была написана на крышахъ одинокихъ домовъ и на дверяхъ амбаровъ, бѣлѣла гипсовыми полосами на травѣ среди зеленаго луга и краснѣла сурикомъ на черномъ склонѣ скалы надъ ручьемъ, бѣгущимъ внизу. Подъ конецъ и въ мерцающей струѣ ручья мнѣ чудилась та же кабалистическая надпись: «Перуна! покупайте Перуну!»

Когда я просыпался утромъ и высовывалъ голову изъ-подъ занавѣски, первое, что мнѣ бросалось въ глаза, были исполинскія буквы, на противоположной стѣнѣ: «Да! Мы продаемъ Перуну! Это здорово, полезно и дешево! Покупайте Перуну!»… А когда я покупалъ газету, двѣ первыя страницы были наполнены похвалами «Перунѣ» въ прозѣ и стихахъ и свидѣтельствами въ ея пользу отъ всѣхъ американскихъ и европейскихъ великихъ людей, живыхъ и мертвыхъ, начиная отъ Юлія Цезаря и кончая адмираломъ Дьюи. Хуже всего то, что я до сихъ поръ не знаю, что такое Перуна — напитокъ, печенье или мазь для волосъ.

Прислуга въ вагонахъ и столовой состояла почти исключительно изъ негровъ. Это профессія, которую американецъ охотно предоставитъ кому угодно: негру, китайцу или зеленому новичку изъ европейцевъ, который настолько наивенъ, что не можетъ отыскать себѣ другого источника къ пропитанію. Коренной американецъ, «рожденный въ Америкѣ», лучше пойдетъ бродяжить, а его дочь и сестра выйдутъ вечеромъ на улицу, чѣмъ убирать чужія постели и подавать тарелки къ столу. Впрочемъ, бѣлые американцы увѣряютъ, что они и не годятся въ лакеи, и что негры и китайцы гораздо исполнительнѣе. Дѣйствительно, наши негры летали взадъ и впередъ съ совершенно неподражаемой живостью. Ихъ курчавыя головы выдѣлялись изъ бѣлоснѣжной ливреи, какъ будто высѣченныя изъ чернаго мрамора. Крупныя подвижныя черты лица ни минуты не знали покоя. Южная экспансивность ихъ темперамента представляла яркій контрастъ съ обычной сдержанностью англо-саксовъ. Получивъ какое-нибудь отрывистое приказаніе, они непремѣнно повторяли его вслухъ, потомъ бросались впередъ, сломя голову и жуя губами, очевидно, все еще повторяя тѣ же слова.