Илья Штемлер: Мой белый, белый город

- Мой Дезик - сын кавказской овчарки Маргошки, - произнес я, когда Ровшан перестал любоваться своими рыжими обмотками.

- Ну и что? Я тоже сын своей мамы.

- Я знаю, кто убил Дезика, - продолжал я. - И мыло сделал.

- Кто?

- Тетка Марьям. И знаю, где она мыло свое варит.

Ровшан достал из кармана кисет, точно такой, какие продают инвалиды.

- Надо еще проверить, кем твоя мама работает, - вдруг заявил Ровшан.

- А что? Она бухгалтером работает, - почему-то растерялся я.

- Возле денег крутится, да?

- Не кассир, а бухгалтер.

- Бухгалтер тоже человек… Иди гуляй. Еще проверим, какой она бухгалтер.

Ровшан повернулся ко мне спиной, над которой сияла лысина…

За углом меня поджидал Борис. Я рассказал о своем разговоре. Борис ответил, что другого он и не ожидал. Скорее бы окончилась война и вернулся бы старый милиционер, черноусый любимец наших ребят.

Вечером у тутовника выстроилась очередь. Люди держали в руках кастрюли, банки, бутылки. Рядом бродили собаки. Их осталось совсем мало.

Люди молча поглядывали на ворота. К семи часам, как обычно, послышался шум повозки, хоть часы проверяй.

- Всем, всем хватит, - успокаивала людей тетка Марьям, прижимая к животу огромный бидон. Второй бидон ей помогли донести женщины. - Только руки вот помою. Гигиена, да. - Чувствовалось, что она работает в больнице, знает правила.

- Да не оставит тебя Аллах без радости, - донеслось из очереди. - Что бы мы без тебя делали, Марьям-ханум…

Очередь оживленно зашевелилась и вытянулась еще метров на десять - в нее встали те, кто поджидал хаши, сидя на скамейках.

Тетка Марьям нацепила серый передник с огромным карманом и вынесла из комнаты литровую кружку. Она оглядела очередь и деловито подвернула рукав, обнажая волосатую тощую руку. Сейчас начнется торговля. Литр - десять рублей. Через час все кончится. Только собаки еще долго будут кружить возле повозки, облизывая черные доски…

Борис толкнул меня локтем - пора. Я взобрался на перевернутый ящик. Я был очень спокоен - ведь всех, кто стоял в очереди, я знал всю жизнь. Они жили в нашем доме, или в соседнем, или через улицу…

- Соседи! Товарищи жильцы! - крикнул я. - Тетка Марьям - спекулянтка и убийца! Она даже мыло варит из собак и продает. Она моего Дезика убила. Знаете, сына кавказской овчарки Маргошки…

Я вытянул из кармана ошейник:

- Вот! Я и Борис нашли в Бузовнах, у нее дома. Там был целый казан мыла…

Я замолчал. Я не понимал, почему люди молчат. Мне казалось, что сейчас должны опрокинуть телегу, а тетку Марьям связать и отвести в милицию, как тогда, когда поймали у нас во дворе вора - он стащил с веревки белье…

Но люди молчали.

- А это хаши? Откуда она берет по два бидона? И спекулирует. А вы еще спасибо говорите, не стыдно?

Я не знал, что еще сказать. Вот если бы кто-нибудь меня поддержал. Хотя бы один голос…

- Вай атон… Разве это ребенок? - Тетка Марьям засмеялась и хитро повела головой. - Первый апрель. Он с утра всех обманывает.

- Неправда! - закричал я. - Мы были в Бузовнах. Все видели.

Марьям оглядела очередь…

Мы молчали, глядя на толпу. Марьям стояла возле своей телеги, а я на перевернутом ящике. Словно мы перетягивали с разных концов длинный канат, этот живой канат, раскинутый под тутовником…

- Слушай, Лятифа, иди, я налью тебе хаши, а то, боюсь, тебе не достанется, - произнесла тетка Марьям добрым усталым голосом.

Из очереди вышла жена лысого Ровшана и подала синюю новенькую кастрюлю.

- А нам, а нам?! - из очереди раздались испуганные голоса. - Ты ведь сказала, всем хватит…

Тетка Марьям выпрямилась с кастрюлей в руках:

- Я через весь город тащу эти несчастные бидоны. Для вас! А вы слушаете этого паршивого маленького шакала?

Толпа притихла, но в следующую секунду кто-то крикнул:

- По шее ему надо дать! Чтобы не врал…

Я видел злые глаза и выкрикивающие что-то рты… Но никто не решался покинуть очередь…

И тут мой лучший друг Борис вскочил на телегу и что было сил ударил ногой бидон. Тот свалился. Желтая жирная вода хлынула на землю…

Очередь оцепенела. Борис метнулся к воротам, я за ним.

И в следующее мгновение толпа бросилась за нами. Многих из них я знал всю жизнь. Они жили в нашем доме, или в соседнем, или через улицу… Они бежали и орали, как тогда, когда ловили вора, что украл с веревки белье… И даже страшнее. Так мне казалось.

Борис выскочил на улицу. Я - за ним. Очутившись на улице, я захлопнул ворота и подставил ногу. Я уже говорил, что могу так подставлять ногу, что и трактором дверь не сдвинуть…