Семен Бытовой - Обратные адреса

Мы провели в Вербной четыре дня. Федя взялся ремонтировать бат, но дело у него не ладилось. Уж слишком прохудился наш "фрегат", и Любан, только глянув на него, заявил, что пускаться на такой развалюхе к устью, где река вдвое шире и течение быстрое, рискованно, и предложил нам свою лодку с подвесным моторчиком, с тем чтобы мы вернулись на ней в Вербную.

Но нас это не устраивало: в Усть-Камчатске мы рассчитывали пересесть на пароход и плыть в Петропавловск морем.

Чтобы нам зря не слоняться по Вербной, пока Федя занимается ремонтом, Аркадий Маркович пригласил меня и Гайдукевича сходить на моторке на голубую Никулку и в Щапинский леспромхоз, где, по словам Любана, он после войны работал лесорубом.

- И представьте себе, - восторженно заявил он, - живя в бараке, умудрился окончить заочно педагогический. Вот какая силища была у меня! И сдержанно, почти с грустью прибавил: - А нынче... эти хвори...

Тыгрина Чандаровна встревоженно посмотрела на мужа:

- Ну, Аркаша, не надо! - и предупредила, что раньше одиннадцати, пока не высохнет роса, она не пустит его на Никулку.

Никто в доме не слышал, как он чуть свет ушел на берег и стал возиться с моторкой. Он вернулся к завтраку и заявил, что все у него готово, что день обещает быть ясным и ровно в одиннадцать - ни минутой позже - отчаливаем.

Тут выяснилось, что Гайдукевич с нами не поедет, у него скопилось десять катушек с непроявленной пленкой, а у Любанов есть фотолаборатория, и Георгий Захарович решил ею воспользоваться.

И мы отправились на Никулку вдвоем.

Только мы оттолкнулись от берега, Аркадий Маркович дернул за шнурок, и мотор сразу завелся.

Чтобы сократить путь до Никулки, он заходил в протоки, иные были так узки, что свесившиеся над ними ивы совершенно скрывали их, и мы продирались сквозь влажную зелень, хлеставшую в лицо. Одежда наша до того вымокла, что я невольно подумал, как бы это не повредило Аркадию Марковичу, и настоял, чтобы он больше не петлял протоками.

Вскоре показался Никульский яр - высокая песчаная гора с обнаженным склоном. Аркадий Маркович сказал, что еще год назад яр стоял целехонький, зеленый, а нынче весной его подмыло и он стал разрушаться. Яр и теперь на наших глазах потихоньку осыпался, песок тонкими струями, шурша, стекал в реку, и на вершине каким-то чудом держалась одинокая сосна. Корни ее почти уже обнажились, вылезли из земли, и, случись хороший ветер, дерево рухнет с головокружительной высоты.

- От греха подальше, - сказал Любан и повернул лодку к противоположному берегу.

Я стал закуривать, Аркадий Маркович тоже взял папироску, но, стоило ему затянуться, закашлялся, покраснел и в глазах показались слезы. С минуту-другую он тяжело дышал, с каким-то натужным присвистом в бронхах, словно и на открытом воздухе его ему не хватало.

- Я как та сосна на яру, - сказал он, - пока тихо - держусь, а качнет посильней - повалюсь. - Он выбросил за борт недокуренную папиросу. - Это началось у меня с войны, когда я попал в гестапо. Они, изверги, отбили у меня легкое, и горлом шла кровь. Потом кашля почти не стало. И вот, спустя много лет, опять...

- Как же вам, Аркадий Маркович, удалось вырваться из гестапо, ведь редко кому удавалось?

- О, это целая история, придем на Никулку - расскажу!

Мы прибыли на Никулку во второй половине дня, пристали к песчаной косе, и Любан повел меня по-над берегом. Мы шли, может быть, час, и Никулка, бегущая сквозь тайгу, казалась скорее темно-синей, чем голубой. Но это не столь важно, удивительно другое: как эта небольшая, хоть и очень быстрая речка сумела пробить себе путь через горные теснины.

В двух местах через Никулку перекинуты прямо-таки чертовы мостики, такие зыбкие и без перил, что перейти их с непривычки не так-то просто, и мне, признаться, страшно было смотреть, как Аркадий Маркович идет по трем неотесанным березовым бревнам.

- Ну, что же вы стоите? - крикнул он. - Идите, да посмелее, только вниз не глядите, а то голова может закружиться.

Она у меня уже кружилась от одной мысли, что непременно оступлюсь, потеряю равновесие и шлепнусь в ревущую на перекатах воду.

Видя мою растерянность, Аркадий Маркович уже не торопил, дал мне несколько минут, чтобы освободиться от худого предчувствия. И верно, стоило мне перестать думать об опасности, как я ступил на мостик и, слегка балансируя руками, перешел его.

- Вот видите, у страха глаза велики! - сказал Аркадий Маркович. Обратно вернемся кружным путем, там есть мост покрепче, когда-то я строил его.