Александр Герцен: Кто виноват?

«Кто виноват?» была первая повесть, которую я напечатал. [1] Первая часть романа «Кто виноват?» напечатана в «Отечественных записках» за 1845 г., XXIII. Дата написания — 1842 г. Подпись: И; «Владимир Бельтов» (I и II) — в 4-й книге «Отечественных записок» за 1846 год. Подпись: И — р 1-я и 2-я части вместе даны как приложение к первой книге «Современник» за 1947 год. Подпись: Искандер. Первое, исправленное автором, с восстановленными по памяти выпущенными цензурой местами, издание вышло в Лондоне в 1859 году. Автограф романа не найден. Текст настоящего издания сверен с авторизованным изданием 1859 года и в соответствии с этим внесён ряд исправлений по сравнению с текстом, данным в Полн. собр. соч. под ред. М. К. Лемке. Я начал ее во время моей новгородской ссылки (в 1841) и окончил гораздо позже в Москве.

Правда, еще прежде я делал опыты писать что-то вроде повестей; но одна из них не написана , [2] «Там», или «Елена», — неоконченная повесть Герцена (1836–1838). а другая — не повесть . [3] «Записки одного молодого человека». В первое время моего переезда из Вятки в Владимир [4] Во время ссылки 1835–1839 гг. мне хотелось повестью смягчить укоряющее воспоминание, примириться с собою и забросать цветами один женский образ, [5] «Укоряющее воспоминание» — П. П. Медведева. История взаимоотношений Герцена с ней рассказана в 21-й главе «Былого и дум». чтоб на нем не было видно слез. [6] «Былое и думы». — «Полярная звезда», III, с. 95–98. (Примеч. А. И. Герцена.).

Разумеется, что я не сладил с своей задачей, и в моей неоконченной повести было бездна натянутого и, может, две-три порядочные страницы. Один из друзей моих [7] Н. Х. Кетчер (1809–1886) — переводчик Шекспира. впоследствии стращал меня, говоря: «Если ты не напишешь новой статьи, — я напечатаю твою повесть, она у меня!» По счастью, он не исполнил своей угрозы.

В конце 1840 были напечатаны в «Отечественных записках» отрывки из «Записок одного молодого человека», — «Город Малинов и малиновцы» [8] «Патриархальные нравы города Малинова» в «Записках одного молодого человека». нравились многим; что касается до остального, в них заметно сильное влияние гейневских «Reisebilder». [9] «Путевые картины» Г. Гейне.

Зато «Малинов» чуть не навлек мне бед.

Один вятский советник хотел жаловаться министру внутренних дел и просить начальственной защиты, говоря, что лица чиновников в г. Малинове до того похожи на почтенных сослуживцев его, что от этого может пострадать уважение к ним от подчиненных. Один из моих вятских знакомых спрашивдл, какие у него докаэательства на то, что малиновцы — пашквиль на вятичей. Советник отвечал ему: «Тысячи! например, авктор прямо говорит, что у жены директора гимназии бальное платье брусничного цвета, — ну разве не так?» Это дошло до директорши, — та взбесилась, да не на меня, а на советника. «Что он, слеп или из ума шутит? — говорила она. — Где он видел у меня платье брусничного цвета? У меня, действительно, было темное платье, но цвету пансэ ». [10] Сине-фиолетовый цвет. Этот оттенок в колорите сделал мне истинную услугу. Раздосадованный советник бросил дело, — а будь у директорши в самом деле платье брусничного цвета да напиши советник, так в те прекрасные времена брусничный цвет наделал бы мне, наверное, больше вреда, чем брусничный сок Лариных мог повредить Онегину. [11] Герцен имеет ввиду место из «Евгения Онегина» (г. III, строфы III и IV), где говорится об угощении, поданном Онегину и Ленскому у Лариных. Возвращаясь от Лариных, Онегин говорит Ленскому: А кстати: Ларина проста, Но очень милая старушка… Боюсь брусничная вода Мне не наделала б вреда.

Успех «Малинова» заставил меня приняться за «Кто виноват?».

Первую часть повести я привез из Новгорода в Москву. Она не понравилась московским друзьям, и я бросил ее. Несколько лет спустя мнение об ней изменилось, но я и не думал ни печатать, ни продолжать ее. Белинский взял у меня как-то потом рукопись, — и с своей способностью увлекаться он, совсем напротив, переценил повесть в сто раз больше ее достоинства и писал ко мне: «Если бы я не ценил в тебе человека, так же много или еще и больше, нежели писателя, я, как Потемкин Фон-Визину после представления «Бригадира», сказал бы тебе: «Умри, Герцен!» Но Потемкин ошибся, Фон-Визин не умер и потому написал