Анатолий Дьяченко - Тугеза

ОН: Ну вот, например, я. Ананист. Ананист с двадцатилетнем стажем. У вас такого просто не может быть, потому что возбуждает не чужая жена, а прекрасное. И я хочу ее не как чью-то жену, а как женщину.

она: Букашки. Вам, наверное, кажется, что вы большие и главные. Вы так много говорите, что не понятно, когда добываете пищу. Так вот, это только между собой вы большие, а между другими

- очень маленькие и чем выше поднимаешься, тем крохотней.

ОН: У вас нет этих глупостей. Вы целомудренны от того, что свободны. Мы же зажаты, связаны придуманными законами, по которым на что-то имеем право, а на что-то нет.

она: Вы копошитесь и занимаетесь всякими глупостями, тогда как все мы делаем только то, что хотим. И никто не может заставить нас жить иначе.

ОН: И вот по этим законам я должен иметь одну женщину, одну родину и все это любить.

она: Мы знаем, что скоро умрем и делаем все, чтобы прожить себе в удовольствие. Знаешь, как приятно сесть на пахучий цветок и подставить крылья солнцу. Это самое большое удовольствие в нашей жизни.

ОН: Сначала, мне было стыдно подходить к девушкам, знакомиться с ними, или я им не нравился, или они были уже заняты. А сам я человек тихий, я не могу драться за свой кусок мяса. И вот я приходил домой, залазил в ванную и любил тех, кого не мог себе позволить в реальной жизни. В своем воображении я заставлял их вытворять чудеса, сексуальные бури проносились в моей голове, принося досаду. Я не уважал себя после этого. Я клялся, что это в последний раз. Но он не наступал. Проходило время и я, как самец, готов был удовлетвориться еще и еще раз.

она: Жизнь в такие мнгновения переходит в вечность и таким образом вдыхаешь бессмертие, постигаешь невесомость души. И если бы не люди с крыльями, которые охотяться за нами, я была бы самой счастливой на свете.

ОН: Но это так долго. Это надо встречаться, дружить, говорить всякие глупости, целоваться. Очень долго целоваться, а я бы не смог. В своем воображении я рвал на них платья, я сдирал в подьездах трусы, и успевал сделать свое гнусное дело до появления кого-то из жильцов. Жертва благодарила меня, она тоже хотела этого, но раскоординированность мешала нам быть бабочками. И это без конца. Я доставал спрятанную от матери колоду порнографических карт и любил.

она: Но и это случается так редко. Люди подрались между собой и клевали друг другу глаза. Потом одного из них поймал пушистый и страшно разорвал.

ОН: Их всех вместе и по одиночке. Как хотел. Это очень стыдно. Стыдно, что кто-то узнает. Будут смеяться, рассказывать друг другу, какой, мол, я дурак. Драть, мол, их надо. А как? Ведь они не хотят кого-нибудь другого. И я не имею права по закону насиловать их, потому что за это в тюрьме будут насиловать меня. А это так страшно, поэтому лучше всего быть одному. Не тратить ни на кого время. Женщину не надо ублажать, с ней не надо идти в ресторан, спаивать, врать, что любишь, нет страха, что намотал, нет обид, истерик, измен. Нет ничего. Даже той, с которой ты был так близок.

она: Мы все дружно и хорошо живем, пока один из нас не сделает чему-то плохо.

ОН: Просто сбросил нагрузку, давление и живи дальше. И мечтаешь о светлой и чистой, о большой и пылкой, о вечной и юной. Поэтому я до сих пор не женат. Я их даже бояться стал. А вдруг. Вдруг я не смогу. Вдруг я уже не умею. Вдруг она осмеет. Даже если не осмеет, все равно ужасно не смочь. Ужасно, когда хочешь, когда наконец-то получил наяву тот кусок мяса, которые всю жизнь терзал как мираж. И если в нем ты всегда победитель, то как невозможно быть проигравшим. Такое впечатление, что ты уже не только это, но уже ничего не способен сделать на свете, гвоздя забить не в состоянии. То есть ты такое ничтожество, которое живет непонятно зачем. Как будто у тебя кроме сексуальных не было никаких других целей. Как будто те цели и не главные вовсе. А все в жизни только ради того, этого ужасного оргазма, ради которого делали все самое чистое.

она: Все сдвигается, и даже превращается в землетрясение и ужасные грозы. Один ваш рогач ударился лбом в дерево. Дерево терпело, а нам было его ужасно жалко. И вот однажды рогач, чтобы показать всему стаду, что он самый большой и сильный, так ударил дерево, что вырвал его с корнями. И тогда вздрогнула земля. И две земли пошли одна на другую, и молнии расщепили землю: и погибло все стадо вместе с теми, кто любил рогача, и теми, кто ненавидел.

ОН: То боишься ответственности и, отдышавшись, снова бросаешься в эту бездну. Оргазм! Оргазм! Вот что освещает наши лица. Вот настоящее человеческое, истинное лицо. Все остальное ананизм. Духовный ананизм. Игра.