Станислав Данилин - Отменить Христа (Часть II, Москва, Ад, До востребования)

Шамиль сидел у окна, спиной ко мне и наблюдал за действиями своих телохранителей.

...-- Эй, Шамиль, знаток истории, любимец женщин и убийца малолетних детей! Повернись ко мне, прими смерть как мужчина. Я хочу посмотреть, соответствуешь ли ты сам декларируемым принципам мужества... И не встанешь ли ты сейчас на колени, не станешь ли молить о пощаде, не поползешь ли целовать мне ноги, когда смерть в моем облике ухмыльнется тебе своей самой обворожительной улыбкой.

Эй, Шамиль, не так ли вы поступали с нашими пленными пацанами-срочниками, глумясь и унижая их, перед тем, как перерезать им горло?

Эй, Шамиль, я не заставлю тебя брать в рот, как это делали вы перед расстрелом малолеток. Мне хватит и одного взгляда на тебя, чтобы понять все... Здравствуй, это я, твой ночной кошмар!..

Велик был соблазн произнести нечто подобное, или, по крайней мере, окликнуть:

-- Эй, Шамиль!

Но... Катакэси но дзюцу... Искусство гасить облики -- не дешевая голливудская подделка под жизнь. И то, что сейчас происходит -- не финальная сцена из надуманного кинобоевичка с обилием высокопарных слов и последним боем на полтора километра пленки. Об этом напомнил мне вновь проснувшийся в глубине души Хаттори.

"Чеховский" Папа инстинктивно почувствовал спиной взгляд и уже начал оборачиваться ко мне лицом. Я не дал этого сделать, и разрядил в него всю обойму. До последнего патрона, без "контрольки". Авторитет сложился и рухнул на пол.

... Не обязательно знать врага в лицо, если можно выстрелить ему в спину!..

Шамиля в лицо я знал предостаточно.

Все. Миссия закончена. Мне не нужны жизни неизвестных "духов", рыскающих сейчас в поисках пришельца по двору. Теперь -- на выход. Пока они не сопоставили звуки выстрелов с объектом поисков.

На выход -- и прочь отсюда. Не закрывая двери в приемную Шамиля, я выбежал из дома...

*****

-- На последний рейс только плацкарта осталась, -- заспанная кассирша равнодушно посмотрела на меня из-за пластикового окошка и пощелкала пальцем по клавиатуре: "берете -- не берете -- как хотите".

-- Скажите, а в пятый вагон есть плацкарта?

На уют наплевать. Я готов ехать хоть в теплушке, хоть в столыпинском вагоне. Лишь бы нужным рейсом и лишь бы вагон был пятым. Инниным. В Москву она "каталась" на третьем, из столицы возвращалась на пятом. Сама об этом сказала, вроде бы -- ни к чему, так, для сведения.

Кассовый принтер застрекотал, и через минуту я уже держал в руках заветный билет.

-- Место боковое, -- предупредила билетерша, -- около туалета.

Я, уже войдя в роль привередливого пассажира, удрученно поцокал языком и возвел очи горе, а сам ничуть не расстроился. Пусть хоть на потолке ваше место... а я займу свое . В служебном купе. Очень рядом с Несси.

... Покинув гостеприимный дом Шамиля, я, не чуя усталости, пробежал пару улиц, покружил по каким-то темным дворам и... еле добрел до первой попавшейся скамейки и обессилено рухнул на нее. Накатывает всегда неожиданно... Боевой транс заканчивается... На время утрачиваешь связь с реальным миром. Все детали происшедшего проходят перед тобой, как на замедленном повторе... Горящие басмачи... бритый "кавказец" -- висельник с вывалившемся языком... труп кровника в кресле у подоконника.

Все тело ломает, как у наркомана, страдающего от абстиненции. Последний раз такое со мной было во время предыдущей эпопеи. Когда снайпер методично садил в меня пулю за пулей с расстояния в тридцать метров, когда я был вынужден "стать им самим", чтобы выжить.

Стоп. Никаких воспоминаний. Иначе процесс выхода из боевого транса растянется минуты на три. Думаете, это мало? По обычным меркам спокойного, уравновешенного мира -- может быть. Но только не по нашей жизни. Быть три минуты абсолютно беззащитным -- непозволительная роскошь в Москве. А мне в этот раз куда тяжелее отходить, чем тогда. Не только состояние транса покидает меня, но и Хаттори .

Я это очень хорошо чувствую: впечатление такое, что где-то в темени образовалась гигантская воронка, и из нее миллиметр за миллиметром поднимается ввысь моя душа. Душа древнего японца -- моя или чужая? Странныне спасителей не обманули: Хаттори уходит, покидает мое тело, растворяется в мутном, ночном уже небе, и я остаюсь один.

Я так ждал этого момента, много лет стремился к нему... откуда же такая опустошенность? Мне кажется, что я навсегда расстался -- нет, не с паразитом собственного подсознания -- с частичкой самого себя.

-- Прости, Юлий Леонидович, -- сказал вслух, чтобы окончательно прийти в себя, -- Я уж не потащусь на ночь глядя в твой офис. Деньги, если сочтешь нужным, выслать сумеешь. Впрочем, можешь их на Мадину потратить. Прости, Платонов, что мы с тобой, как всегда, собирались, да так и не посидели. Ну да живы будем -- не помрем, какие наши годы.