Сергей Довлатов - Письма к Юлии Губаревой

Еще общался с Татьяной Толстой, шумной и безапелляционной дамой, и Ильей Штемлером, вполне нормальным и добродушным романистом.

Бродский перенес тяжелую операцию на сердце. Я навестил его в госпитале. Должен сказать, что Бродский меня и в нормальной обстановке подавляет. А тут я совсем растерялся. Лежит Иосиф — бледный, чуть живой. Кругом аппаратура, провода и циферблаты. И вот я произнес что-то совсем неуместное:

— Вот вы тут болеете и зря. А Евтушенко между тем выступает против колхозов.

… Бродский еле слышно ответил:

— Если он против, я — за.

Книгу Лурье о Писареве я прочитал, она замечательная, и ничего другого мы от него не ожидали, хотя его лирические статейки были еще лучше. Лурье чуть ли не единственный автор (плюс, может быть, Ерофеев, чей русский язык меня не раздражает).

Ну, что-то я заболтался.

Обнимаю тебя, Юленька, привет Дане и всем общим знакомым.

Твой.

12 мая (1988)

Милая Юля, прости, что долго не отвечал — и занят был, и ездил много, и пьянствовал, увы. Сейчас здоров.

У меня вышла очередная книжка по-английски. Рецензии пока хорошие. Личико мое опухшее попало даже на обложку самого авторитетного на Западе лит. органа — «Бук ревью». Рядом, черт бы ее побрал, Таня Толстая. Не дают ваши мне одному, в одиночестве, насладиться триумфом. Таню, я уверен, принимают здесь за вдову Льва Толстого. (…)

Дом наш, о котором я тебе писал, совершенно истощил нас экономически. Кончится этот ужас в октябре 90-го года.

Приеду я, может быть, гораздо раньше, чем предполагал. Одна деятельница предлагает мне выступать с чтениями в Москве и в Ленинграде. Лена меня одного не отпустит в здравом ужасе перед запоем. Вот и повидаемся.

Мама собирает тебе посылочку. Во всяком случае, я вчера купил по ее указанию комплект трусов для Данилы и цветные карандаши какого-то странного воскового происхождения.

Мы с утра до ночи работаем. Назревает серьезная проблема: у Лены два наборных компьютера, один без конца выходит из строя, а другой устарел, хотя куплен, зараза, года три всего назад. Так что, придется обновлять техническую базу. Расходы, расходы…

Коля — милый, ленивый, непослушный, дико избалованный, любит стричься, и вообще — интересуется своей внешностью.

Мать дряхлеет, ходит с палочкой, но ничем серьезным — тьфу, тьфу, тьфу — не больна.

Катя работает в какой-то радиофирме, которая рекламирует новые пластинки. Тоже очень ленивая, но амбициозная. В ресторане 15 минут выбирает себе блюдо, а потом 15 минут объясняет официанту, что надо в него добавить и что убавить. Ходит она в джинсах с дырками, но держится горделиво.

Значит, ты теперь одинокая женщина? Я взволнован.

Найди себе еврея с хорошей объективной профессией и отправляйся в путешествие. Ты бы не пропала. Открыла бы муз. школу для дошкольников. И вообще ты энергичная.

Подумай.

Обнимаю.

26 июля (1988)

Милая Юля, во-первых — обнимаю тебя. Далее — прими по поводу твоего письмеца довольно беглые и беспорядочные ремарки. А именно — Костя Азадовский весьма ученый человек, прямой и симпатичный, во всяком случае был таким. При случае — огромный ему привет и всяческие нежности. Его тут ждали, и было приготовлено место чуть ли не в Ницце, но он выбрал какое-то иное бремя. Если увидишь его, то передай, что тут имеется некая Ляля, она же Люба Маковская, она же Федорова, у которой при слове «Азадовский» начинают фосфоресцировать немолодые темные глаза.

У. я видел в нашем городе-спруте, он произвел на меня гнусное впечатление (…)

Я не пью, не курю, не ем, все это мне категорически запрещено, только читать еще разрешается, но это, как говорит один мой знакомый, — пока зрение хорошее. Про курение же другой мой знакомый, И. Бродский, сказал: «Если не курить утром после кофе, тогда и просыпаться не стоит…»

Костя Симун не звонил.

Аксенов ехал по Нью-Йорку в такси. С ним был литературный агент. Американец задает разные вопросы. В частности:

— Отчего большинство русских писателей-эмигрантов живет в Нью-Йорке?

Как раз в этот момент чуть не произошла авария. Шофер кричит в сердцах по-русски: «Мать твою!..»

Василий говорит агенту: «Понял?»

Мы заняты покупкой дома, чтобы на старости лет отъехать от Нью-Йорка миль на сто. Предложений масса, но и препятствий хватает, и свести их нетрудно к общему знаменателю: у нас мало денег. Но пока что мы продолжаем с хамским видом осматривать виллу за виллой. Ждем какой-то невероятной удачи.