Юрий Домбровский: Державин

Но кто же говорит о репрессалиях? Разве он сам, подпоручик Державин, нападает? Разве ведет наступательную тактику его начальник генерал Бибиков? Нет, они сидят и ждут. Один - войск, секретных писаний и боевых припасов из Москвы, другой - вестей от лазутчиков и денег для их подкупа. Все это так.

Но именно и нет оснований опасаться за Яик.

Силы, жалкие на поле битвы, производят совершенно другое впечатление за стенами крепости. Осада - не нападение. Кроме того, генерал Мансуров, обладающий крепкой военной командой и орудиями...

Услышав о Мансурове, Серебряков махнул рукой.

- Команда Мансурова, - сказал Серебряков, - до сих пор не добралась до Яика и не скоро доберется. Державин встал с места.

- Как не добралась? - спросил с глубоким удивлением. (Он все время внимательно следил за передвижением войск и отлично разбирался в расстоянии.) - Ведь от последней стоянки его до Яика совсем недалеко.

- Сколько бы там ни было, - бойко ответил Серебряков, - они, ваше благородие, еще простоят с недельку: посмотрите, что на дворе-то творится! и он махнул рукой по направлению к окну. - Весна сегодня поздняя, реки только что разлились, сиди на том берегу и жди.

Действительно, Волга вскрылась недавно. Весна запаздывала, и желтый весенний снег все еще покрывал землю.

- А плоты? - спросил Державин и сейчас же понял ненужность своего вопроса. Никакие плоты не могли выдержать свирепую силу разлива.

Серебряков усмехнулся.

- У нас, ваше благородие, когда лед тронется, река как медведь - ревмя ревет, она, если дом попадет на дороге, и дом в щепы разнесет, не то что плоты.

Ночью Державин не спал. Мысль, зародившаяся в его голове при первом упоминании о ледоходе, приобрела теперь определенную направленность. Конечно, то, о чем, не переставая, думал он целую ночь, было очень похоже на безумие, даже храбростью нельзя было назвать этот план, имеющий очень мало шансов на успех, но обязательно связанный с нарушением воинской дисциплины. И однако, и все-таки...

Он вставал с кровати и крупными, тяжелыми шагами ходил по комнате.

На другой день Державин написал письмо губернатору, прося предоставить в его полное распоряжение тридцать казаков.

Писем было два: официальное и, как приложение к нему, небольшая частная записка. Казаков он просил в бумаге официальной, в частной же объяснял истинные мотивы своей просьбы. Дело в том, что он, подпоручик Державин, намерен идти к городу Яику и снять с него осаду. Именно для этого ему и нужны казаки. Пусть он, губернатор Кречетников, даст ему эту горстку. Ведь, кроме всего прочего, этим он выполняет волю и распоряжение Бибикова, который предоставил ему полное право требовать всяческого содействия от властей. Кречетников может быть уверен - город действительно будет спасен. Он сам пойдет во главе войск и возьмет его с первым же приступом. Разумеется, отвечает за все он сам. Кстати, ни пушки, ни орудия ему не нужны, всего только тридцать человек команды.

Конечно, это должны быть хорошо вооруженные, крепкие ребята, привычные к военной службе, не трусы и не плаксы. В этом он верит Кречетникову. На этом кончаются его просьбы. Стоит ли говорить, что он ни минуты не ожидает отказа. Готовый к услугам подпоручик Державин.

К письмам - и частному, и официальному был приложен ордер, данный Бибиковым.

Ясно, точно, определенно требовал главнокомандующий оказывать всем властям и военным, и гражданским подпоручику Державину содействие. Снабжать его, буде это нужно, войсками, деньгами, провиантом.

Письмо было запечатано гербовой печатью Державина, и к вечеру этого же дня экономический крестьянин Серебряков поскакал в Казань к губернатору Кречетникову.

II

Получив от подпоручика Державина такое письмо, Кречетников даже побледнел от ярости.

Его первым порывом было скомкать конверт, письмо, ордер и бросить в камин. Он даже сжал в кулаке пакет, но это было именно первым порывом. Потом разгладил его, дважды, вдумываясь в каждое слово, внимательно прочитал и письмо и записку, посмотрел на печать ордера - печать была в порядке, но подпись - подпись точно принадлежала Бибикову, и только тогда отбросил и пакет, и ордер, и письмо на край стола.

Гневно пожимая плечами, он подошел к столу и сел за него, строгий и решительный.

Мальчишка! Сопляк! Вчерашний сержант! Секре-та-ришка!! Он осмеливается писать ему такие послания, он, видите ли, требует, а не просит. Требует, потому что иначе зачем бы он стал прилагать к письму глупый и бестактный чего уж тут скрывать - ордер главнокомандующего.