Юрий Дружников - Изгнанник самовольный

Друзья, сестрицы, я в Париже,

Я начал жить, а не дышать...

Для того, чтобы добиться разрешения поступить в лицей, были задействованы высшие силы, которые оказали протекцию. Среди протежеров был Александр Тургенев, тогда Директор департамента духовных дел иностранных исповеданий, впоследствии очень близкий Пушкину человек. После того, как стало ясно, что члены императорской семьи в лицее учиться не будут, критерии отбора кандидатов снизились. Экзамены оказались для Пушкина пустой формальностью при хорошем французском и наличии у мальчика покровительства.

Сомнения родителей, не сделали ли они ошибку с иезуитским колледжем, вскоре отпали сами собой: два года спустя колледж закрыли, а в 1820 году иезуитов выслали из России. Началось другое время, наступал период ужесточения. На наш взгляд, Пушкину повезло. Либерализма в педагогической концепции иезуитов было меньше. Там осуществлялась система аудиторов и внутреннего шпионства каждого за каждым. В лицее отверстий в дверях для подглядывания за учащимися не было.

Открытие лицея произошло в волнующее время. Считанные месяцы отделяли страну от войны с французами, когда освободившая себя Россия сумела не только не стать жертвой, но, напротив, сама прошла через пол-Европы до Парижа. После войны общество спешило жить, восстановить и развить свои духовные силы и ценности. Азиатское смешалось с европейским: разные образы жизни, уклады, языки, обычаи, вещи, лошади, книги, люди. Смешалась кровь, ибо в русских деревнях родилось неподдающееся учету число французских детей, а в Европе - русских. И, конечно, идеи.

В России складывалась интеллигенция с ее особыми стремлениями, надеждами на лучшее время. У этих надежд были основания. Выразители официального мнения печатно радовались победе русского оружия, и совсем юный Пушкин был подвержен общему пафосу.

Но были и такие, кто осознавал, что победа французов в России могла стать подлинным благом. Франция не только показала, но и внесла бы в жизнь более высокую культуру,- бытовую, экономическую и духовную. Наполеон, вероятно, мог бы сделать то, на что России понадобилось еще полстолетия: отменил бы непродуктивное крепостное право и создал в России более совершенный общественный строй, как он это сделал в других завоеванных странах. В России появились бы надежды на конституцию и права человека, рожденные французской революцией, задушенные и выжившие основы цивилизованного европейского демократизма под контролем ограниченной монархии. Карл Маркс, например, тоже считал, что была бы удачей для деспотической России победа над ней более демократической Франции. Для первого марксиста Наполеон был распространителем "плодов французской революции". Быть Европе республиканской или казацкой - вот какой была альтернатива Маркса, неудобная для советской историографии.

Позже мысль о благе оккупации для России, нам кажется, проскользнула и у повзрослевшего Пушкина. В стихотворении "Наполеон" поэт писал о той роли, какую Наполеон мог сыграть для Российской империи:

Когда надеждой озаренный

От рабства пробудился мир...

Излагая официальную реакцию на победу России, поэт далее отмечает, что Наполеон "русскому народу высокий жребий указал", имея в виду уже лишь воинские заслуги.

Западные влияния и роль европейской ориентации лучшей части русского образованного общества обычно приуменьшаются в официальной исторической литературе. Что касается правящего аппарата в России, то он во все времена был привержен патриотизму. Исключение составлял, как ни странно, царь Александр I.

Взращенный на идеях французского просвещения, благодаря мудрым иностранным наставникам, он с готовностью осваивал аксиомы цивилизованного общества, на которых в России лежало табу. Александр Павлович женился, когда ему было 15 лет, на Баденской принцессе Луизе-Марии-Августе, названной в миропомазании Елизаветой Алексеевной. Это произошло в год, когда Екатерину всерьез встревожили ветры французской революции.

Вначале Пушкин называл Александра якобинцем, а затем самодержцем, умеющим уважать человечество и смягчившим строгость Петровских законов. Швейцарец Лагарп, воспитатель и своего рода духовный отец царя, сохранил письма молодого великого князя Александра Павловича, в которых тот писал, что желает свободных учреждений для России и даже отмены династического наследия власти.

Лагарп говорил, что из Александра он хочет сделать Марка Аврелия, но русское окружение предпочитает, чтобы царь стал Чингисханом. Юный Александр обещал, что он даст России свободу и конституцию западного образца, а затем отречется от трона и уйдет в частную жизнь "на берега Рейна" (т.е. в Германию). Позже он решил удалиться в Америку. Мысль спастись в Америке овладела Александром, когда он понял, что его бабка Екатерина хочет отстранить от престола своего сына и сделать царем внука. Услышав от нее об этом, Александр ответил бабушке ласковой благодарностью, но за спиной царицы говорил, что хочет уклониться от власти. Так началось его раздвоение.