Юрий Дружников: Тридцатое февраля

-- "Гурджаани"! -- выпалил Кравчук, став змеиной головой.

-- Еще чего?

-- Больше ничего.

-- Еще, говорю, чего? Где я тебе возьму "Гурджаани"?

-- Нету? А ведь было...

Кравчук видел в руках у выходящих -- несли.

-- Было да сплыло! Думай быстрей!

-- Тогда это... "Алжирское", -- Алик указал на ряд бутылок с одинаковыми красными этикетками.

Бутылка легла в портфель на галстуки. Кравчук выдрался из магазина и затопал к метро, но на углу остановился у объявлений. Обмен их комнаты в коммуналке на однокомнатную обсуждался давно. Хотя фантастических денег для неофициальной уплаты разницы не предвиделось, Евгения настойчиво искала варианты, и Алик посматривал на щиты.

Ему больше нравилось читать объявления, которые его не касались. Он их запоминал и цитировал. Камиля смеялась:

-- Боже, сколько у нас идиотов!

Евгения сердилась:

-- Делать тебе нечего!

Она была практичной, а это в женщине большое достоинство и огромный недостаток.

Он проглядывал объявления, иногда читал.

"Ребенку требуется няня, говорящая на английском и французском. Жилищные условия имеются. Адрес: Тбилиси, проспект Руставели..."

Языков Кравчук не знает и няней к аристократу в Тбилиси не потащится.

"Киностудии "Мосфильм" требуются монокли, веера, трости, табакерки, фальшивые драгоценности девятнадцатого века".

Фальшивых драгоценностей у Кравчука тоже не было.

"Утеряны золотые часы "Заря" с браслетом -- память о погибшем муже. Нашедшего прошу звонить для получения благодарности".

Часов Кравчук в последнее время не находил, а нашел бы -- продал, чтобы раздать долги.

"Студия клоунады при Московском государственном цирке объявляет набор. Прием до первого марта".

Альберт хмыкнул, что-то теплое вспыхнуло в сознании. Он переложил портфель с тяжелой, как бомба, бутылкой "Алжирского" в другую руку, еще побродил глазами вдоль щита. Все меняющиеся почему-то предлагали худшее и хотели получить лучшее, а ему надо было, чтобы хотели наоборот. Попадись сейчас подходящее, Евгения воскликнет:

-- Ох! Самый лучший подарок к твоему дню рождения!

Зря квартиры не разыгрывают в спортлото. Хотя и глупо играть с государством в азартные игры (мы все-таки экономисты и соображаем кое-что), но ради ничтожного шанса обзавестись отдельной квартирой Алик билетики бы покупал. Не соображает государство, как бабки делать, а могло бы...

Он уже стоял сжатым в метро и ехал на свою Преображенку. Надо было бы выйти на Дзержинской, заскочить в "Детский мир" и купить подарок Зойке, но он протолкается битый час и все равно ничего не купит: это не игрушки, а утиль.

Голод торопил домой. Но на пересадке у эскалатора был затор, как всегда в часы пик. Алик еще лет двадцать назад читал, что скоро в Москве будут монорельсовые дороги и воздушные такси. Он проглотил голодную слюну.

2.

Ключ заело в скважине замка, который давно надо было заменить. Евгения выбежала в коридор.

-- Режь хлеб, все готово!

Держа вымазанные руки на весу, она чмокнула его в щеку. Значит, помнит. И соседей дома нет. Их часто нет, блаженство. В коридор выкатилась колобком Зойка.

-- Заяц, не подходи, я холодный. Новости в школе?

Зойка прыгала вокруг на одной ноге.

-- Одна новость отличная и одна посредственная.

-- За что посредственная?

-- За устный счет. Нас по очереди директор проверял. Мама говорит, я замедленная, как ты!

-- Я? В семье два экономиста, а дочь не умеет считать.

Алик протянул ей бутылку.

-- Тяжелая, не урони.

По случаю отсутствия соседей они выпили и ели картошку на кухне. Картошку они ели всегда, только способ приготовления менялся. Потом Евгения отнесла Зойку спать. Альберт хотел налить еще.

-- Ты меня споил. Я -- в стельку! В прошлое рождение, -- глаза у нее ехидно засветились, -- тебе было тридцать два. А сейчас? Неужели тридцать шесть? Смотри, сколько стало седых волосков! Мне надоело их у тебя выдергивать.

Упрекая Альберта в старении, Евгения утешала себя. Хотя Плехановский они окончили в один год, ее день рождения был осенью, ближайшие полгода она могла считать себя моложе. С возрастом у нее становилось больше иронии. Она совершенствовалась в поиске черт старения у других, отвлекая внимание от себя.

-- Тридцать шесть, -- продолжала она. -- В следующий раз будет сорок. А через раз -- сорок четыре. Все чего-то добиваются, а мы?

Этим "мы" она деликатно смягчала укор. Но направление его было ясным.

-- С чего ты взяла, что все?

-- В газетах пишут.

-- Верь больше!