– Ничего себе благостная идея! – воскликнула Вера с недобрым выражением на лице. – Да ведь коммунизм – это ранжир, это в публичный дом и то строем, это «Кто был ничем, тот станет всем», и души нету как таковой, кругом одна химия, – а вы говорите, благостная идея! Только не убеждайте меня, пожалуйста, что «Капитал» извратили разные негодяи – коммунизм так и родился с необратимым параличом! Вспомните-ка фаланстеры, индульгенцию «Насилие – повивальная бабка истории», ленинскую теорию диктатуры меньшинства против абсолютного большинства, и вам сразу станет понятно, что нечего было, в сущности, извращать…
Я возразил на это:
– Но ведь и христианство – это не только «не убий», «не укради» и «возлюби врага своего», а еще и «кесарю кесарево», «несть власти, кроме как от бога» и «не мир я принес, но меч». Точно так же и в коммунизме: фаланстеры – это одно, а «от каждого по способностям, каждому по потребностям» – это уже будет совсем другое.
Вера спросила с ожесточением:
– А что вы нам всю дорогу навязываете Христа? Что он вам дался-то, не пойму?
– То есть как это?! – в недоумении сказал я.
– Да нет никакого Христа, неужели не понятно, и коммунизм ваш – обман, и Христос – обман!
– Ну, это вы хватили! – сказал Тараканий Бог. – В том-то, милые дамы, и штука, что Христос есть, причем есть, как вода, как воздух, как хлеб, как любое материальное вещество! Я хочу сказать, что даже если его и нет, то он есть уже потому, что нужен; вот он мне необходим, скажем, в качестве организационного момента, и чтобы было кому пожаловаться, и он есть! и он меня питает, как воздух, вода и хлеб! Вы, уважаемая Вера Викторовна, как-то чудно понимаете веру в бога. Вы, наверное, полагаете, что он сидит себе где-нибудь на планете Альфа-Центавра и с тоской взирает на наш бедлам. А бог не то, он совсем не то! Вот если есть на земле двести человек, способных беспричинно творить добро и мыслить безо всякого меркантильного интереса, то это и есть Иисус Христос!
– Между прочим, – заметил я, – мыслили безо всякого меркантильного интереса не только Иоанн Златоуст, но и князь Петр Александрович Кропоткин, и даже князь мыслил себе во вред. А ведь он был коммунистом в смысле конечной цели, он только средства ее достижения довольно причудливые предлагал. Но кто бы мог угадать, что еще при его жизни из анархизма сделают идеологию разгула и грабежа?! Разве можно было предугадать, что постулат «кто не работает, тот не ест», выдвинутый, между прочим, еще апостолом Петром, кажется, в «Послании к коринфянам», на практике даст совершенно непредвиденный результат: никто толком не работает, и все по-человечески не едят… В каком страшном сне могло присниться, что диктатура пролетариата, замысленная как, собственно, абсолютная свобода 99% людей, которые добывают хлеб в поте лица своего согласно завету бога-Отца, во зло 1 % притеснителей и воров, обернется диктатурой партийных мандаринов, концлагерями, возрождением крепостничества и упразднением всяких гражданских прав?! С другой стороны, вы знаете, какие гадости вытворяли первые христиане? Они целенаправленно совершали все мыслимые преступления, от разбоя па больших дорогах до отцеубийства, потому что Христос сказал: «Не праведников пришел я звать, но грешников» – недаром про них написал Тацит, что мерзостями своими они восстановили против себя весь Рим. Нет, дорогие граждане, это не христианство никуда не годится, а люди – олухи, это не коммунизм – злостная утопия, а человек – долдон! И вообще первым коммунистом был Иисус Христос!
– Первым коммунистом, – сказала Вера, – был фараон Джосер, который построил первую пирамиду.
– Нет, – возразил Тараканий Бог, – фараон Джосер, по нынешним понятиям, был троцкистом. То есть большевиком с уклоном в энтузиазм и, так сказать, лагеризацию всей страны. Иначе хрен с маслом он бы построил первую пирамиду.
Я продолжал настаивать:
– Да нет, именно что Иисус Христос был основателем пракоммунистического идеала! Ибо он обещал людям Царствие божие на земле. Да только люди-то, по бесконечной слабости своей, из Христа сделали пугало, а, фигурально выражаясь, в зале ожидания, устроили кровавую мясорубку.
– Но ведь, наверное, все это можно было как-то предугадать? – спросила Ольга так робко, мило и, я бы даже сказал, любовно, что вслед за нервными нашими восклицаниями ее вопрос прозвучал решительным диссонансом. – Ведь если нам известно, что человек любую святыню способен испоганить и извратить, то, видимо, тридцать седьмой год можно было предсказать еще в самом начале века, сразу после II съезда РСДРП?…
Читать дальше