Эльчин: Звездная пора небес

И старший сын Мусеиба сердито захлопнул дверь, и на этот раз кофейного цвета ореховая дверь все-таки стукнула Алигулу по носу.

* * *

У Аллаха для людей две разные доли.

У богатых - своя доля, у бедных - своя.

И негоже вмешиваться в дела Аллаха, не следует быть неблагодарным.

Пять ширванов и еще три ширвана, итого - восемь ширванов. Сколько дней ты должен был копаться в мусоре, чтобы заработать восемь ширванов?

Да еще в придачу эта дорогая бутылка...

* * *

Куда улетела та звезда?

Эта ночь была повторением вчерашней: небо полно звезд.

Была повторением вчерашней ночи, и той, что была пятьдесят лет назад.

Ночь перевалила за полночь, и духота теперь не очень досаждала жителям Баку, они спали.

Мусеиб же опять стоял у широко распахнутого окна и смотрел на звезды.

Та падучая звезда пятьдесят лет назад скатилась с неба, исчезла.

Сколько разного произошло за эти пятьдесят лет...

Мусеибу вдруг захотелось курить, но сигарет не было, потому что три года назад Мусеиб, уступив уговорам и требованиям сыновей бросил курить (не надо было бросать!) и они повыкидывали все сигареты, что нашлись в доме, или, может, кому-то отдали, и Мусеиб уже привык обходиться без курева, и все эти три года даже не вспоминал о нем.

Но сейчас ему внезапно захотелось курить. Дело в том, что Мусеиб обманул сыновей.

После того, как в Диагностическом центре, перекинувшись шутками со знакомыми врачами, Мусеиб дал себя обследовать, он заметил, что через короткое время на лицах этих врачей и следа не осталось от давешнего веселья и обостренным чутьем своим догадался, что дело неладно. Как только закончилось обследование, врачей будто подменили - они стали отводить глаза, заикались, не отвечали на вопросы. "Как мои дела?" "Ну... надо посоветоваться..." "С кем посоветоваться?" "Посмотрим..." "С кем?" "Надо все взвесить, обсудить..." "С кем?" "С Фараджевым..."

Фараджев был самым известным онкологом в Баку. Мусеиб, выйдя из Диагностического центра, не теряя времени, погнал "мерседес" прямиком в институт онкологии, и, войдя в кабинет Фараджева, старого своего знакомого, попросил обследовать себя. "Ну, старый друг, признавайся, что мы носим в себе?" "Ты пойди отдохни пока, а я обстоятельно все проверю, обдумаю, завтра поговорим". "Послушай меня внимательно, мой друг! Я так понимаю, что дело - дрянь. И если ты думаешь, что я сейчас уйду, а ты вызовешь моих мальчиков и все им выложишь - то откажись от этой мысли. Говори мне, что должен сказать!" "Иди отдохни, завтра поговорим." "Рак?" И Мусеиб вперил свой голубоглазый взгляд прямо в глаза Фараджева, в самую их глубину. Словно стараясь выведать, что у того на уме. Фараджев не выдержал этот взгляд, отвел глаза и стал бесцельно копаться в карманах, будто искал что-то. "Я тебя спрашиваю - рак?" "Кажется", - через силу ответил Фараджев. "Время упущено?" "Ты поздно обратился..." В кабинете Фараджева повисла гнетущая тишина. Мусеиб поднялся с кресла и пошел к двери. "Я пошел". "Анализы..." Но Мусеиб, не слушая Фараджева, вышел из кабинета.

... куда она полетела, та звезда?

... в какое-то неизвестное, незнакомое пространство...

* * *

Кто-то утром, выйдя из дома, отправляется на рыбалку, и что тут необычного?

А кто-то, выйдя из дома, идет собирать бутылки, и это...

и это...

и это тоже в порядке вещей...

* * *

И эта ночь была повторением прошлой, была полна звезд, ни малейших туч на небе, ни малейшего дуновения - стоячий воздух, и будто между этими двумя ночами - прошлой и этой - ничего не произошло, будто не было такого большого, тяжелого дня, и еще вот что: если эти звезды так непостижимо далеки и бесчисленны, если этот мир так таинственно-загадочен, то есть ли разница между вчерашней ночью и сегодняшней по сравнению с этой далью, бесчисленностью, таинственностью? - если подумать, все становилось совершенно бессмысленным.

Долгие годы в сердце Алигулу царило желание, о котором он никому не говорил, и это желание поднимало голову, трепетало и оживало в нем особенно в такое летнее время, ночью, когда он спал на крыше, когда стояла такая безветренная пора, когда небосвод сверкал миллионами звезд, желание это, трепеща, превращалось в жгучую мечту, и это напоминало, как если бы завянувшую, пожелтевшую от безводья рассаду - скажем, помидора, или перца, или какую другую рассаду - польешь водой, и почти на глазах она воскресала, наливались силой и свежестью листья, рассада распрямлялась и к ней возвращался ее естественный зеленый цвет.