Е Эткинд: Проза о стихах

Приведем басню Крылова полностью.

Стрекоза и Муравей

Попрыгунья Стрекоза

Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Помертвело чисто поле:

Нет уж дней тех светлых боле,

Как под каждым ей листком

Был готов и стол и дом.

Все прошло: с зимой холодной

Нужда, голод настает;

Стрекоза уж не поет:

И кому же в ум пойдет

На желудок петь голодный!

Злой тоской удручена,

К Муравью ползет она:

"Не оставь меня, кум милой!

Дай ты мне собраться с силой

И до вешних только дней

Прокорми и обогрей!"

"Кумушка, мне странно это:

Да работала ль ты в лето?"

Говорит ей Муравей.

"До того ль, голубчик, было?

В мягких муравах у нас

Песни, резвость всякий час,

Так, что голову вскружило".

"А, так ты..." - "Я без души

Лето целое все пела".

"Ты все пела? Это дело:

Так поди же, попляши!"

Басня Крылова написана в 1808 году, вернее, не написана, а переведена из Лафонтена. Тогда же появился и другой перевод басни - его сделал Ю.А.Нелединский-Мелецкий. Он называется

Стрекоза

Лето целое жужжала

Стрекоза, не знав забот;

А зима когда настала,

Так и нечего взять в рот.

Нет в запасе, нет ни крошки;

Нет ни червячка, ни мошки.

Что ж?- К соседу Муравью

Вздумала идти с прошеньем.

Рассказав напасть свою,

Так, как должно, с умиленьем,

Просит, чтоб взаймы ей дал

Чем до лета прокормиться,

Совестью притом божится,

Что и рост и капитал

Возвратит она не дале,

Как лишь августа в начале.

Туго Муравей ссужал:

Скупость в нем порок природный.

"А как в поле хлеб стоял,

Что ж ты делала?" - сказал

Он заемщице голодной.

"Днем и ночью, без души,

Пела все я цело лето".

"Пела! Весело и это.

Ну поди ж теперь пляши".

Не будем сейчас говорить о французском подлиннике и о том, в какой мере каждый из приведенных переводов к нему близок и в чем от него отклоняется; это вопрос особый. Нам важнее другое. Можно ли сказать, что в обеих этих баснях одно и то же содержание? Данный выше пересказ может вполне относиться и к Крылову, и к Нелединскому-Мелецкому. Стиховая форма у обеих вещей одна: четырехстопный хорей с произвольным расположением рифм - смежных, опоясывающих и перекрестных. Сюжет развивается одинаково: сперва авторский рассказ, потом диалог между ветреной певуньей и хозяйственным Муравьем, а в конце - в последних двух строках - произнесенное Муравьем поученье в форме иронического отказа: "Так поди же, попляши!" - у Крылова, "Ну поди ж теперь пляши" - у Нелединского-Мелецкого.

Если содержание у обеих басен одинаковое, то можно было бы просто сказать, что одно стихотворение лучше, а другое хуже и что существование двух не оправдано: зачем две вещи с одним и тем же содержанием? А ведь сохранились они обе, и, несмотря на бесконечно большую известность басни Крылова, обе живут в русской литературе.

Что говорить, крыловская басня и в самом деле лучше: необыкновенная естественность тона в рассказе и диалоге, дерзкое соединение различных стилей - народно-сказочного (лето красное, чисто поле) и книжно-повествовательного, психологическая достоверность - прежде всего Стрекозы, в которой сочетаются ветреная женщина и самая натуральная стрекоза ("под каждым ей листком..."). Всего этого у Нелединского-Мелецкого нет. Сейчас, однако, нас интересует другое: две эти басни отличаются друг от друга не только словесной формой, но и тем, что составляет сущность литературного произведения,- содержанием.

Не нужно быть слишком проницательным, чтобы рассмотреть, что Нелединский-Мелецкий не очень-то одобряет Муравья, который здесь прижимистый мужичок, скупердяй, процентщик, дающий свои припасы не просто взаймы, но в рост.

Стрекоза приходит к нему не только молить о помощи, она клянется вернуть в начале августа "и рост и капитал", то есть все, полученное ею от Муравья, да в придачу какой-то еще процент с капитала. Поэтому автор и употребляет специальные юридические термины и выражения, придающие басне особенную окраску: идти с прошеньем; взаймы; рост и капитал возвратит она не дале, как лишь августа в начале; заемщица. Стрекоза же у Нелединского-Мелецкого оказывается жертвой сквалыги-ростовщика, который "туго... ссужал". Ее легкомыслие не слишком подчеркнуто, больше выделяется ее беда: "Нет в запасе, нет ни крошки; / Нет ни червячка, ни мошки..."

Нелединский-Мелецкий явно сочувствует заемщице и столь же явно осуждает жестокость скупца, его бездушие. Он жила, практичный кулачок, который не способен увлечься искусством, он даже и не понимает, как это можно ".без души" петь "лето целое", не копя на завтрашний день.