К Енко - Частная жизнь Гитлера, Геббельса, Муссолини

Он бывал то на редкость грубым, то милостиво обворожительным, порывистым и осторожным, своенравным и великодушным; подчиненные никогда не знали, как он прореагирует на них и когда - как это часто бывало - заменит их другими без всяких предупреждений и вразумительных объяснений, которые зачастую заключались в том, что дуче считал, их влияние угрозой своему положению на вершине власти, где он, откровенно говоря, собирался пребывать как можно дольше.

Дуче завел привычку по утрам звонить тому или иному министру и без всякого приветствия обрушивать на него лавину безотлагательных для исполнения указаний, а через несколько часов звонить вновь и беседовать как будто со своим лучшим другом. Непредсказуемый, легко возбудимый, пышущий энергией и сияющий от гордого осознания своей власти он в одинаковой степени был способен наводить истинный страх своим гневом и насаждать преданность по отношению к себе, милостиво благословляя актом своего прощения.

Уже через несколько месяцев после прихода Муссолини к власти его успех казался обеспеченным. Брожение в Италии сменилось настроением осторожного, но обнадеживающего оптимизма. Рабочие вернулись к станкам, выросло производство, улицы опустели от демонстрантов, студенты вновь взялись за книги. К моменту прихода к власти у него не было политической программы, и он довольствовался тем, что пытался сбалансировать бюджет, обеспечить справедливый подход к проблемам рабочих и проводить внешнеполитическую линию страны с твердостью и достоинством. "Мы преуспеем, - говорил он, потому что будем работать". С искусством опытного пропагандиста Муссолини сумел внушить людям, как упорно трудится он сам, и не только за рабочим столом, но и на полях и заводах, вдохновляя рабочих. Ежедневно пресса пестрела его фотографиями, на которых изображалось, как он укладывал кирпичи, с неистовой сосредоточенностью бил молотом по наковальне, убирал урожай, причем его широкая грудь представлялась в нужном для него виде, обнаженной, сияющей на солнце.

Итальянцы клюнули. Они гордились своим самым молодым премьером. С радостью восприняли восстановление 8-часового рабочего дня, резкое сокращение правительственных расходов (которые настолько возросли при предыдущих администрациях, что на 1922-23 годы был предусмотрен дефицит в размере 6500 миллионов лир), увольнение в отставку или перевод на другие работы тысячи чиновников. В течение двух лет убыток от почтовых служб, равный 500 миллионам лир, удалось ликвидировать и, согласно подсчетам фашистов, которые никто не опровергал, образовался доход в 43 миллиона лир, а дефицит от деятельности железных дорог в 1 миллиард 400 миллионов лир превратился в доход в 176 миллионов.. И самое главное: итальянцы с гордостью убедились, что поезда ходят теперь по расписанию.

Муссолини имел народную поддержку и умело создавал впечатление, что спас итальянцев от хаоса и большевизма. На самом же деле его успеху в основном способствовало разочарование рабочих в своих социалистических лидерах, их реакция против социал-реформизма и неспособность итальянских коммунистов выработать единую линию. Муссолини сознавал это и с гневом обрушивался на тех, кто пропагандировал истину, заявляя, что фашизм - это контрреволюция против несостоявшейся революции. "Большевизм в Италии мертв", - объявил он без особого преувеличения задолго до похода на Рим. Один из наиболее тщательно культивируемых фашистами мифов заключался в том, что они вроде бы пришли к власти, чтобы спасти страну от большевизма. Второй миф, вытекающий из первого и ставший в конечном счете основной догмой фашизма, состоял в том, что их лидер является суперменом, не только всемогущим, всемудрейшим "дуче фашизма", никогда не ошибающимся, но подобно самому Богу также справедливым, милосердным и великодушным. Ибо фашизм теперь представлял собою в той же степени моральную силу, как и политическую, хотя поначалу его пророки объявили, что это - движение, а не доктрина. "Наша программа, - говорил Муссолини, - наши дела. У нас нет готовой доктрины". Будучи авторитарным, сильным, строгим и националистически настроенным, истинный фашист должен, разъяснял дуче, "считать себя приверженцем веры в корпоративную дисциплину... законным наследником Цезаря".

Один из интеллектуалов раннего периода профессор Альфредо Рокко, разъясняя сложные для понимания и часто заимствованные теоретические построения дуче, отмечал, что фашизм фактически "отметает демократические теории государства и заявляет, что не общество существует для личности, а личность для общества. Фашизм снимает противоречие между личностью и обществом как в других более примитивных доктринах, подчиняя личность обществу, позволяя ей свободно развивать свою индивидуальность к выгоде других людей".