Мари Дюплесси, получив упомянутое письмо, не ответила на него. И вскоре она оказалась слишком занята и слишком больна, чтобы вспомнить о нем. Ей оставалось жить семнадцать месяцев. И она прожила их в полную силу: она встретила великого композитора и влюбилась в него.
Ференц Лист, в свои 30 лет уже ставший гордостью Европы, давал в Париже концерты. В антракте, увидев его в фойе театра, Мари представилась ему, и они проболтали все третье отделение там же, в фойе. Друг Листа, наблюдавший эту встречу, говорил, что Лист был очарован ею. Он слушал её "с восхищенным вниманием", наслаждаясь "плавным течением полной мыслей беседы, манерой её разговора - одновременно высокопарной, выразительной и мечтательной". Позднее Мари настояла, чтобы её врач, знавший Листа, привел его на один из её приемов. Врач повиновался, Лист пришел и к концу вечера стал её последним завоеванием.
Лист звал её Мариэттой и испытывал к ней глубокую любовь; она отвечала ему тем же. Как-то он признался другой своей любовнице: Мари Дюплесси "была первой женщиной, которую я любил". Своему биографу и доверенному лицу, Янке Волю, он сказал, что общение с Мари было самым приятным времяпрепровождением в Париже и уточнил: "Я не горячий поклонник Марион Делорм и Манон Леско. Мари Дюплесси - исключение. У неё необыкновенное сердце, изумительная живость духа, я считаю её уникальной в своем роде. Дюма очень хорошо её понял. Ему и не надо было долго трудиться, чтобы воссоздать её образ: она - наиболее полное олицетворение женщины, когда-либо существовавшее".
Когда Лист собрался уезжать, чтобы продолжить гастроли, Мари написала ему: "Я знаю, что мне недолго осталось жить. Я странное создание, я не могу дальше так жить, вести этот единственный образ жизни, который знаю, и с этим я не могу примириться. Увезите меня. Увезите куда вам будет угодно. Я не доставлю вам беспокойства. Целый день я сплю, вечером вы позволите мне пойти в театр, а ночью делайте со мной, что хотите". Он обещал к концу года взять её с собой в Турцию, но к тому времени её болезнь приняла серьезный оборот. После своего отъезда Лист больше никогда её не видел. Когда было уже слишком поздно, он сожалел, что не был у её постели. "Я должен был попытаться спасти её любой ценой", - сказал он.
Между тем давний благодетель Мари, виконт де Перрего, умолял её отказать всем остальным любовникам. Она отвечала: "Вы хотите навредить мне? Вы прекрасно знаете, что ваше предложение будет гибельно для моего будущего, которое вы решили, по-видимому, сделать несчастным и тоскливым". Де Перрего объяснил, что он имел в виду брак. В приступе жалости к самой себе, усиленном боязнью, что все остальные друзья покинут её из-за прогрессирующей болезни, она поехала с де Перрего в Лондон, где они зарегистрировали брак в Кенсингтонском отделении записи актов гражданского состояния 21 февраля 1845 года. Однако закон помешал исполнению её желания - стать порядочной. Поскольку де Перрего опасался, что члены его семьи могут вмешаться, узнав, на ком он женился, не было сделано церковного оглашения. В результате во Франции этот брак не был признан законным. Мари не была создана для брака. Кроме того, она не выносила де Перрего, и она оставила его, хотя и сохранила титул виконтессы и на её почтовой бумаге и столовом сервизе красовался герб де Перрего.
Замученная приступами кашля и усиливающейся слабостью, она поехала лечиться в Висбаден. Но это ничего ей не дало. Она вернулась в Париж и вверила свою судьбу двум известным врачам. Одним из них был Огюст Франсуа Шомель, личный врач французского короля Луи Филиппа, другим - Казимир Жозеф Давэн, которому принадлежит открытие, что болезни вызываются бактериями, и которым восхищался Пастер. Оба они пытались помочь ей. Среди их подробных назначений были следующие рекомендации госпоже Дюплесси: втирать под мышки мазь из йодистого калия; пить ослиное молоко, подслащенное сиропом, настоянном на папоротнике, и микстуру из сладкого и горького миндального молока на ночь; принимать сироп Караби во время приступов кашля; придерживаться строгой диеты, состоящей из "жидкого рисового супа, свежих яиц всмятку, слабо обжаренной рыбы, дичи, полупроваренных овощей, хлеба из муки высшего сорта, фруктовых салатов, джема, шоколада с молоком на второй завтрак" и разбавленного вина к обеду.
Ей становилось все хуже. Когда Мари в последний раз побывала в театре с неизменным букетиком камелий, она была бледна и на её щеках играл лихорадочный румянец.
Читать дальше