Леонид Добычин - Город Эн (сборник)

Председателя колхоза не оказалось дома. У него в избе ползали по земляному полу дети с выпачканными чем-то черным физиономиями. На нарах, черными подошвами вперед, валялись две босые бабы. – Опять нагадила, – вскочила председательша и, подскочив к девчонке, привела в порядок пол, насыпав на него земли. – Идите в сельсовет, – сказала она, – председатель там на пленуме.

На сельсоветском пленуме, когда я пришел, обсуждались четыре акта ревизионной комиссии при каком-то, я не разобрал, уполномоченном. Все акты – одной и той же ревизии. По одному недоставало 126 рублей, по другому – 104, по третьему – 93, по четвертому – 52 рубля. – Это колыбель для воспитания растратчиков, – воскликнул председатель сельсовета и ударил себя в грудь. – Да он все говорил: постойте, я найду какие-нибудь документики, – оправдывалась председательница ревизионной комиссии, учительница.

О Населении я узнал, что с начала уборки до зимы оно не моется (не моет лица, рук и ног; остальные принадлежности вообще никогда не моются, ибо бань нет), потому что нет расчета – все равно опять запачкаешься. Вечером я видел поэтическую сцену на завалинке: молодые люди собрались над книжкой – Лермонтов с картинками. – Калашников, – рассказывал хозяин книги, – вызвал его на кулачную дуэль, и царь велел его повесить. Вот стоит палач с ножом, а он прощается с своими братьями: здоровые они какие, здоровей его. – Охота тебе, – проходя, остановилась учительница, неудачная председательница ревизионной комиссии, – читать! – Кому ж и читать, если не мне? – ответил он. В избе трещали два сверчка и хрюкали подсвинки.

Один колхоз мне подвернулся кулацкий. Дома были с деревянными полами, крыши – не соломенные, председатель с страшно тонким обхождением. – Вот наша культура, – вводя меня в дом. Все было очень чисто вымыто – под Вознесенье. – И хотят нас поравнять с этими дикарями. Как, скажите, – с интересом спросил он, – дальнейшая политика будет к развитию колхозов или к прекращению? – К развитию, – степенно ответил я, и он взмахнул рукой: – Довольно! Больше ничего не надо! – Отвозил меня молоденький колхозник. – Мы одни по всему сельсовету не разбежались из колхоза, – сообщил он: – нам спокойнее в колхозе: восьмерых у нас хотели раскулачивать, едва отстали.

Много и другого поучительного было, так что, если бы все описать (как кончается Евангелие Иоанна), то весь мир не мог бы вместить этих книг.

Вниманию Иды Исаковны позвольте предложить случай (это уже – в городе) с одной девицей, которая потеряла, где зад ее платья и где перед, и никак не может найти.

Кланяюсь.

Ваш Л. Добычин.

25 июня.

Дорогая Ида Исаковна.

На Ваш запрос сообщаю, что из известных Вам лиц хорошо отношусь к нижеследующим:

1. Коле,

2. Шварцу,

3. Тагерии,

4. Эрлиху.

Не затрудняйте, пожалуйста, Михаила Леонидовича ответом на мой вопрос о заглавии, так как я уже послал Внутрь гостиного двора свое окончательное заглавие.

С Веней Кавериным я галантен совершенно достаточно, так что будто я его обижаю – это Ваши придирки.

Пишу Вам сегодня короче обыкновенного, потому что Катал Белье, стало поздно, и тороплюсь, чтобы не пропустить купальный сеанс.

Кланяюсь.

Л. Добычин.

1 июля.

Дорогой Михаил Леонидович. У Вас сделался совершенно новый почерк, и из Вашего письма я разобрал только три места:

1. Ужас «Брянского рабочего».

2. Попреки страстью к а) Коле и б) Эрлиху, которые, действительно, очень милы.

Вчера я получил письмо от Шварца – он просил Вам кланяться.

Ваш Л. Добычин.

В конце у Вас я разобрал еще, что «если будете писать, то буду отвечать», и это место показалось мне исполненным а) гордости и б) кокетерии. [41]

Цукерманша получила из Смоленска вызов на соревнование – три пункта приняла, три отклонила и в один внесла поправки. Кланяюсь Иде Исаковне.

6 июля.

Дорогой Михаил Леонидович. Начинается в 1918 году, а кончается сегодня. Я тогда одно лето был УЧИТЕЛЕМ на «курсах для переэкзаменовочников», изобретенных «культкомиссией ст. Брянск р.-о. ж.д.». Один переэкзаменовочник назывался «Сенька Борщинский», и ему было 14 лет. После этого я его один раз встретил в поезде. Он тогда был милиционером. Никаких вольностей, все было как по маслу.

Трах-тарарах, вдруг сегодня я столкнулся с ним на лестнице.

С.Б. (восклицает): Ну, как?

Я: Ничего (пробую пройти).

С.Б.: Ты, говорят, взял новую профессию (НА ТЫ, как выразилась персонажиха в «Сельской идиллии»!).