Федор Достоевский - Письма (1876)

Мне очень трудно так прямо, в письме, переслать к Вам несколько названий необходимых для Вас книг. Не захотите ли сами зайти ко мне на одну минутку в один из текущих дней, от 3-х до 4-х пополудни? Хоть я и занят, но для Вас найду несколько минут ввиду Вашей чрезвычайной ко мне доверенности, которую умею оценить. Книгу выбрать надо сообразно с складом ума, а потому лучше узнать друг друга ближе.

А в ожидании

Ф. Достоевский.

28 апреля 6 часов утра.

Многоуважаемый Михаил Александрович,

Вот Вам подписанная корректура первого листа и окончательный текст: "За умершего", 3 1/2 полулистка, 7 страниц. Больше ничего не будет. Заметьте, что это моя рука, то есть вместо 7 выйдет, наверно, 9 страниц (1) прежнего письма. Теперь вопрос: как Вы справитесь? (то есть не с печатанием: всё доставлено вовремя, и я не опоздал), а с числом листов? Ясное дело, что более 1-го листа и 3/4-й; пусть будет два листа, но как Вы их разместите, не останется ли пустой страницы? Об этом обо всём, о чем желал бы поговорить лично, но до сих пор я Вас не мог застать, а в понедельник всё у Вас было заперто. Я сидел всю ночь и проснусь разве в третьем часу пополудни. К 5 буду в типографии. Но, если надо быть раньше, дайте знать, и если надо меня разбудить, то пусть разбудят. На письмах ужасно тяжело объясняться.

Ваш Ф. Достоевский.

(1) было: обыкновенных страниц

Любезнейший Михаил Александрович, посылаю Вам окончание майского №. (1) Кроме первого листа выдано мною 26 страниц. Боюсь очень, что составит (с объявлением, которое, впрочем, можно сократить) более полулиста. Между тем, если выдать № в лист и три четверти, то не имею и положительно не могу доставить более ни строчки текста. Итак, во что бы то ни стало надобно выдать № в 1 1/2 листа, не более. Как сделать? Вчера целый день жаждал с Вами переговорить.

Кроме того, вчера в 10 часов вечера видел, что доставленные вчера мною листки и не начались набираться. Беда в том, что цензор Ратынский может даже завтра вечером уехать. Он, однако же, будет ждать днем, чтоб подписать. С другим же цензором можно и опоздать, да и условился я в Цензурном комитете, что этот номер подпишет Ратынский. Итак, выручите, Михаил Александрович, всё теперь зависит от Вас.

Ф. Достоевский.

№. Эти листки пометил особой нумерацией: забыл цифру, на которой остановился.

(1) далее было: Всего по моему счету 26 страниц. На втору<���ю>

Суббота, 29 мая 76 г.

Многоуважаемая и дорогая Христина Даниловна!

Как только получили третьего дня Ваше письмо, тотчас же с Анной Григорьевной положили ехать к Вам опять в тот же вечер. Но случилось столько бед с "Дневником" (исчезновение метранпажа, закрытие типографии и проч.), что я до первого часу ночи прохлопотал, а потом с часу до шести утра я работал, пересчитывал строчки (Вы этой глупейшей мудрости не знаете, счастливая Христина Даниловна!). Наконец, в субботу, положили ехать к Вам наверно, но в 7 часов утра я лег, а в одиннадцать меня разбудили - беда!

165 строк лишних надобно выкинуть или дать еще двести слишком строк оригиналу, чтоб было или 1 1/2 листа, или 1 3/4 листа. Вскочил, оделся, побежал в типографию, просидел до 5 часов пополудни, ждал оттисков и, наконец-то, режа по живому телу, нашел возможность выбросить 165 строк. Иду домой; думаю, теперь пообедаем, и к Вам. И вдруг новость - присылают из типографии известие, что исчез мой цензор, уехал из Петербурга, так "что теперь делать?" Не пообедав и не отдохнув, беру оттиски, бросаюсь к другому цензору, Лебедеву, у Исакиевского собора (с которым не знаком), и - не застаю дома. Сажусь у него и начинаю описывать ему мое положение в письме, оставляю корректуры, и, однако, голова уже кружится. Еду в типографию, там с метранпажем рассчитываем каждую оставшуюся минуту, насколько потерпит выход № от промедления, - слава богу, есть надежда, что выйдет в понедельник. Домой воротился в 1/2 девятого, пообедали - половина десятого, подумали-подумали и решили с женой не ехать: и поздно, и, может быть, опять какое-нибудь известие из типографии. (Но так и всегда в самом конце каждого месяца.) Решился написать Вам всё это, дорогая и добрейшая Христина Даниловна, - завтра от 5 до 7 часов у Вас будем пожалуйста, не осудите, поверьте, что едва на ногах стою. Ваше доброе расположение к нам нас с женой трогает, как если бы Вы были наша дорогая, родная сестра, или еще гораздо больше, так мы Вас оба любим и ценим. Не беспокойтесь, я Вас два раза видел и слушал и составил уже о Вас твердое мнение. Вы редкое, доброе и умное существо. Такие, как Вы, везде теперь нужны. А мы с женой именно Вас любим по-родственному, как правдивое и искреннее умное сердце.