Эргали Гер: Мягкое озеро

- Сети продавал конфискованные, - объяснил мужичонка, с легкостью выговаривая нерусское слово. - До чего обнаглел: ложи ему четвертную и лови, пока опять не заловит. Теперь сидит. Второй месяц как осиротели.

Летяга отметил про себя, что они сверстники, только сам он был крепок, широк в кости и стрижку носил юношескую, по моде, а мужичонку грызла какая-то сухота: щеки были обугленные, запавшие, шея жилистая, только руки торчали из рукавов ватника громадными сизо-красными клешнями.

- И много у вас сетями ловят?

- У кого есть, те ловят, - пробурчал мужичонка, потом вдруг хмыкнул: А есть, почитай, у всех. У кого дедовские, у кого нонешние, капроновые - без рыбы не сидим. Это те не Москва, сюда живого карпа не завезут.

- Это да, - согласился Летяга, безучастно проглатывая упрек.

Мужичонка помялся, потом вдруг воровато порскнул в кусты и вывалился оттуда весь мокрый, с двумя длинными гибкими орешинами, на которых болтались снасти, пристроил их в лодке и вместе с Летягой стал смотреть, как выплывает из камышей напарник. За напарником волочился шлейф косматых сине-зеленых водорослей. Он встал, пошатываясь, и, пятясь, вышел на берег. Летяга принял ружье и пояс вместе с куканом, который крепился к поясу карабином. На кукане трепетали нанизанные щурки, плотва и мордастый луноподобный лещ, стремительный даже в связке - плотва на воздухе электрически затрещала, лещ свирепо зашлепал косым хвостом, а потом еще долго бился в траве, расталкивая сомлевших щурков и заставляя напарника хмурить брови как-то очень грозно и повелительно, словно лещ был ручным и не по делу капризничал.

Летяга раздел напарника, всучил ему кружку и плеснул в дымящийся бурый чай немного портвейна, потом сам отхлебнул и предложил мужичонке - тот молча посмотрел, вытер руки о ватник и приложился к бутылке. Напарник выпендривался и заливал про рыбину, которую он по нечаяности упустил. Летяга не слушал, сосредоточенно раздевался и готовил озеро для себя. Порывами налетал ветер, трава блестела, на голую шею липли нежные, как паутина, нити измороси. Мужичонка задумчиво слушал напарника - тот болтал взахлеб, словно спешил выговориться за полтора часа немоты.

- Ну, ладно, - сказал Летяга, надел маску и упал в воду.

Он плыл вдоль берега, вдоль светло-зеленой рощи аира, и дважды ему нечаянно повезло: вначале он влет подстрелил линя, проплыл немного и вышел на дремлющую в засаде щуку. Летяга взбодрился. Вода вокруг свежо зеленела, стайка мальков музыкально выплывала из рощи, на зернистом песчаном дне дышали роскошные лопухи. Он прочесал заросли, потом поплыл к островку в полутораста метрах от берега. Теперь он был дирижаблем, проплывающим над чужой страной. Что-то сверкнуло в черных харовых водорослях, Летяга выстрелил, не попал, зарядил ружье и выглянул из воды: островок был крохотный, скорее отмель, куст серебристой ракиты и редкий тростник вокруг. Резко поднялось чистое, унылое дно. Место было пустое. Он пожалел, что забрался так далеко, потом увидел громадную, наполовину заметенную донным песком долбленку и поплыл над ней, инстинктивно опасаясь под водой всего человеческого. Нос челна висел над обрывом, который отвесно уходил вниз метров на семь. Летяга набрал воздуха, нырнул под нос и сходу наткнулся на громадного пучеглазого окуня, неразворотливого, как дредноут: окунь сверкнул на острие гарпуна, открыл рот и окостенел. Вода вокруг задымилась. Ловко, подумал Летяга, схватил гарпун и заторопился наверх, позабыв, что над ним долбленка, и тут его крепко ударило по загривку днищем. По спине почти сразу потекли струйки воды. Вынырнув, он на ощупь определил повреждение: три пальца вошли в дыру над лопаткой, а пальцы были что надо.

Сняв окуня с гарпуна, он огляделся, увидел деревню за мыском от стоянки, серые баньки на берегу, а вокруг низкое небо и жемчужный орешник по берегам. Природа, подумал Летяга, с укоризной оглядывая серую холстину воды, потом похерил охоту и поплыл к берегу по прямой. Вода холодком расплывалась по свитерам. Что-то ты не так рассчитал, подумал Летяга, сообразив, что сидит под водой гораздо глубже обычного. Берег не приближался; не проплыв и трети дистанции, Летяга начал тонуть. Свитера набухли, отяжелели, вода быстро втягивалась в дыру, переливалась под резиной и булькала. Ноги тянуло вниз. Вскоре он плыл почти стоя, с трудом выталкивая себя на поверхность. Легкие работали как мехи, но воздуха все равно не хватало; Летяга подумал, что надо отстегнуть пояс, который с грузилами весил килограммов пять. Он посмотрел вниз, стараясь запомнить место: под ним шевелились черные харовые водоросли, косматые и густые, а еще он увидел чудовищно раздутую резину на ногах и белобрюхую рыбу, покорно плавающую вокруг него на кукане. Он отчаянно заработал ластами, со стоном выдохнул в трубку ругательство, забарахтался, надеясь быть замеченным с берега и чувствуя с ненавистью и злостью, что все еще не может заставить себя расстаться с поясом. Берега ускользали вверх, легкие разрывало, чугунные икры сводило судорогой - из-за какого-то пояса, подумал Летяга, соображая. что тонет без дураков. Холодная неумолимая сила тянула за ноги вниз, на себя, к себе, сердце било в голову и рвалось, все кричало в нем н е м о г у б о л ь ш е - потом он все-таки отстегнул пояс и вынырнул, но и без пояса уже не мог выплыть. Конец, понял Летяга; кровь вскипела без воздуха, в глазах померкло, он устал мучаться и даже не понял, когда вместо воздуха в трубку пошла вода, когда потерял ружье и как ухитрился еще раз вынырнуть, вцепиться во что-то черное, твердое и услышать над собой эпический голос: