А Герцен - Скуки ради

По счастию, Франция явилась на выручку. Первому консулу было как-то нечего делать; за неимением двух-трех тысяч какой-нибудь армии Sambre-et-Mouse для гуртового отправления на тот свет, он вдруг отдал следующий приказ:

"Article I. Женевская республика перестала существовать.

Article II. Департамент Лемана начал существовать. Vive la France! [Да здравствует Франция! (фр.)]"

Великая армия, освобождавшая народы, заняла Женеву и тотчас освободила ее от всех свобод. Пользуясь досугом, старички стали забираться и прятаться все выше и выше, запираться все крепче и крепче в неприступных домах, в узких и вонючих переулках... Другие, посмышленее, принялись укладываться да, ее говоря худого слова... за Альпы да за Альпы.

Хорошим людям все на пользу, - добровольное заключение и добровольное бегство послужило старичкам как нельзя лучше. Оставшиеся, желая отомстить за порабощение отечества, принялись продавать неприятелю военные и съестные припасы по страшно патриотическим ценам. Во время империи никто не торговался (кроме Талейрана, я то только когда он продавал свои ноты и мнения). Недостало денег в одном месте, - контрибуцию в другом, две контрибуции в третьем; ясно, что комиссариатские Вильгельмы Телли в убытке не остались.

Освобожденные, в свою очередь, реакцией 1815 года от своих страхов, эмигранты возвращались (точно так же разжившись разными дипломатическими и другими аферами) к затворникам, и давай друг на друге жениться для того, чтоб составить плотную аристократию.

Какой ветер веял тогда, вы знаете: Байрон чуть от него не задохнулся, Штейны и Каннинги казались якобинцами, и Меттерних был человек минуты.

Объявляя, обратно первому консулу, о том, что департамент Лемана перестал существовать, а женевская республика снова начала существовать, Свящевный союз резонно потребовал, чтобы во вновь воскресающей республике ничего не было республиканского. Это-то старикам и было на руку. Для либерально-учено-литературной наружности им за глаза было довольно м-м Сталь в Коппете, де Кандоля в ботанике и Росси в политической экономии... Снова принялись они общипывать и брать голодом понуривших голову племянников, снова завели богословские скачки и бега с католиками, которые еще больше накупили земель. Скряж-ническую жизнь свою старики выдавали за олигадои-ческую пеприступность, - мы-де имеем наши знакомства при разных дворах, а по другую сторону Pont des Bergues никого не знаем. Замкнутые в горной части и лепясь около собора, они не спускались вниз, предоставляя черни селиться в С.-Жерве. Как всегда бывает, взявши все меры, они не взяли самой важной: не строить им надобно было Pont des Bergues, не поправлять, а подорвать его порохом, - не подорвали. По этому мосту прошла революция 1846 года,

XII

Знаменитый граф Остерман-Толстой, сердясь на двор и царя, жил последние годы свои в Женеве, - аристократ по всему, он не был большой охотник до женевских патрициев и олигархов. - Ну, помилуйте, сударь мой, говорил он мне в 1849, - какая же это аристократия - будто делать часы и ловить форель несколько поколений больше, чем сосед, дает des titres; [титулы (фр.)] и origine [источник (фр.)] богатства какой - один торговал контрабандой, другой был дантистом при принцессе...

- Вы забываете, граф, - отвечал я ему, - что женевские аристократы имеют и другие права. Разве они не находились в бегах и разве не возвратились восвояси - отчасти благодаря вам, сопровождаемые казаками и кроатами, как другие венценосцы и великие имена...

Блудные племянники точно так, как кульмский герой, понимали значение высокого патрициата женевского, и в особенности так понимал блуднейший из них Джемс Фаза.

Джемс Фази - это смертная кара женевского патрициата, ее мука перед гробом, ее позорный столб, палач, прозектор и гробокопатель. Кровь от крови их, плоть от их" плоти, потомок одной из старинных фамилий, о боге скучавших с Кальвином, - и у него-то поднялись руки на беззащитные, но не бессребренные седины. Он "дядей отечества", выбранных собственными. батраками и кортомниками в верховный совет, прогнал в 1846 году в три шеи и сам себя выбрал на их место, вверяя себе почти диктаторскую власть. Сен-Жер-ве и вся бедная Женева с восторгом рукоплескали ему.

От него старики спрятались этажом выше и повесили к дверям по замку больше, от него они отупели еще на степень, мозги стали быстрее размягчаться, а сердца каменеть. Умных людей между ними больше не было. Вообще Джемс Фази чуть ли не последний умный человек в Женеве. Глупое озлобление, с которым они повели чайну, было худшее оружие с таким врагом.