Николай Некрасов - Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и Кo

V

– - Мартын! нет ли у нас чего перекрасить? -- спросил на другое утро Хлыщов, просыпаясь в самом приятнейшем расположении духа и потягиваясь.

– - А как же, сударь! сами еще изволили говорить: желтый фуляр весь фаброй выпачкался…

– - Ба! ба! ба! -- воскликнул Хлыщов.-- В самом деле! Так ты приготовь его…

Он не колебался долее. Желтый фуляр решил дело.

Часу в двенадцатом, одевшись по-вчерашнему, герой наш тем же путем отправился к невесте и скоро очутился перед домом с вывеской братьев Дирлинг и К о. Белокурая головка была тут, совершенно в том же положении, как будто она всю ночь провела у окна.

– - Я к вам иду,-- сказал он самым нежным и вкрадчивым полушепотом.

– - Пожалуйте,-- отвечала она спокойно и приветливо.

Хлыщов поднялся по лестнице. Не успел он подойти к двери с маленькой вывеской "Дирлинг и К®", как уже дверь отворилась. Хлыщов поспешил войти и заметил, что отворила ему сама хозяйка.

Он вошел в комнату довольно просторную, по стенам которой помещались высокие шкапы. Поперек тянулся прилавок, захватывавший крайнее окно, у которого, как сообразил Хлыщов, показывалась ему интересная красильщица. У другого окна стояла огромная вешалка, заваленная распоротыми платьями, салопами, сюртуками и другими принадлежностями мужской и женской одежды разных цветов и размеров; к каждой вещи приколот был булавкой ярлык с нумером. Хлыщов был поражен таким разнообразным смешением одежд и думал, что если б собрать в одну кучу их владельцев, то вышло бы не менее разнообразное и занимательное смешение лиц. Два шкапа были полураскрыты: в них висели, также каждый с своим нумером, разноцветные лоскутья сукна, ситцу, шелковых и шерстяных материй, намекавшие своей формой иногда довольно ясно, какого рода одеяния были распороты и подвергнуты перекраске и каких размеров были люди, носившие их в первоначальном виде.

– - Славно у вас красят,-- сказал Хлыщов, рассматривая перекрашенные лоскутья,-- только долго ли держится краска?

– - Как долго? -- сказала хозяйка не совсем чистым русским языком, которому мы не будем подражать.-- Всегда!

– - Уж будто? -- возразил с приятной улыбкой Хлыщов.

– - Попробуйте! -- отвечала хозяйка.-- Что вам угодно?

– - Что? -- сказал Хлыщов.-- Вы изволите спрашивать, что мне угодно?

Молчание.

– - А вы не ждали, чтоб я к вам вошел? -- продолжал он.-- И если б я вошел так, без всякой причины, небось рассердились бы?

Молчание.

– - Вы довольны, что я зашел? или вам всё равно?

– - Всё равно,-- отвечала немка.

При таком неожиданном ответе герой наш решительно подумал, что немка глупа.

– - Нет! как всё равно? -- поправилась она с испугом, медленно одумываясь и видимо недовольная своей оплошностью.-- Мне очень приятно!

– - А! -- значительно произнес обрадованный Хлыщов.

– - Муж бранит, что нынче совсем мало работы,-- дополнила немка,-- вы, верно, пришли…

– - Муж? так у вас есть муж?

– - Да, муж!

– - А где он?

– - Там,-- отвечала немка, указывая пальцем в пол.

– - Внизу?

– - Да.

– - А что он делает внизу?

– - Красит.

– - Так у вас там красильня?

– - Мастерская,-- отвечала красильщица,

– - А там что? -- спросил Хлыщов, указывая на дверь в соседнюю комнату.

– - Там… столовая.

– - А там, дальше столовой?

– - Спальня,-- отвечала немка.

– - Н-да. Ну а там, после спальни?

– - Там кухня.

– - А после кухни?

– - Там ничего… там лестница вниз…

– - В красильню? -- подхватил Хлыщов.

Ему нравились простодушные ответы и особенно замешательство красильщицы, при котором она раскрывала рот шире обыкновенного и устремляла к потолку синие большие глаза, чрезвычайно схожие с глазами самого Хлыщова, напоминавшими, как уже сказано выше, глаза большой рыбы, вытащенной на берег.

– - Так у вас мало работы? -- спросил он.

– - Теперь мало.

– - И мул? сердится?

– - Очень.

– - Вот я вам принес работы и принесу еще…

– - Вам выкрасить или перекрасить? -- с живостью перебила хозяйка.

– - Перекрасить… Не то чтобы перекрасить,-- поправился Хлыщов,-- я перекрашенных вещей до ношу, к счастию, не имею в том нужды, а если что вымарается, отдаю человеку… А тут особенное обстоятельство: вымарался в дороге мой любимый фуляр… мне его подарили -- дорога память…

Довольный последней фразой, слетевшей с языка совершенно экспромтом, по как нельзя более кстати, Хлыщов достал фуляр и показал его хозяйке.

– - Можно,-- сказала она.-- В какую краску?

– - В какую хотите.

Я предоставляю вашему вкусу и вполне уверен…