Федор Сологуб - Капли крови

Члены черносотенного союза воспользовались случаем сказать Дулебову и вице-губернатору злое о Триродове. Заговорили о Триродовской школе, — и разговоры были пошлые.

— Фотографией занимается, — большой любитель.

— Зазовет к себе детей, разденет до гола, и снимает.

— Да у него и в лесу ребятишки нагишом бегают.

— Что ребятишки! И учительницы.

— Голые не голые, а босиком так они постоянно.

Жербенев сказал:

— Как простые бабы.

— Да, — сказал вице-губернатор, — бабы босиком ходят, а это очень безнравственно. Надо запретить.

— Бедные люди, — сказал кто-то.

Вице-губернатор сердито сказал:

— Это — порнография.

И все ему вдруг поверили. Вице-губернатор угрюмо говорил:

— Он на нас жалуется, что будто бы мы его учительницу выдрали. Но это он врет. Это он сам ее выдрал. Нам не нужно девок драть, — это ему нужно, потому что он очень развратный.

Говорили, что Триродов с хлыстами очень дружит. Кербах говорил:

— Лошадей завел, экипажи, а я знаю человека, который его голяком знал. Подозрительно, откуда у него деньги.

Глафира Павловна смотрела на Шабалова, и шептала Дулебову:

— Он, я знаю, патриот, но у него ужасные манеры.

Дулебов говорил:

— Он очень глуп и неразвит, но усерден. Если его направлять, как следует, то он может быть полезен.

Утром директор народных училищ поехал в Триродовскую школу в Просяных Полянах. Поехали еще вице-губернатор и Шабалов. Собрались все в доме дирекция. Уселись в разные экипажи. Все после вчерашней выпивки были еще немного под парами. Среди прекрасной природы вели пошлые, полупьяные разговоры. Все это вмело вид прогулки на пикник.

Зинаида Григорьевна Дулебова ехала с Кербахом. Они вели язвительные разговоры. Перемывали косточки всем знакомым. Госпожа Дулебова рассказывала о перчатках Потерина. Потом рассказала о самоубийстве свояченицы другого инспектора. Она утопилась, будто бы потому, что боялась, как бы у нее от него не родился ребенок. Потом рассказала, как третий инспектор напился в бане, в там подрался с городским головою.

Шабалов ехал с Жербеневым, в его коляске. Говорил:

— Закусить бы теперь хорошо.

Жербенев уверенно ответил:

— Там дадут.

Гости были уверены, что их ждут. Зинаида Григорьевна Дулебова говорила:

— Самое интересное припрятано.

Кербах сказал:

— Ну, мы разведаем.

Было раннее, свежее утро. Дорога шла лесом. Ехали уже долго. Стало казаться, что без конца повторяются все одни и те же полянки и перелески, холмы, ручьи, мосты. Стали спрашивать кучеров:

— Да туда ли ты едешь?

— Да никак ты с дороги сбился?

— Кажись, туда.

Над домом Триродова видны были две башенки. Они остались вправо. И все никак было не найти дороги. И уже долго плутали. Дороги извивались и разветвлялись. Наконец кучер переднего экипажа остановил лошадей. За ним остановилась и вся вереница экипажей.

— Надо поспрошать кого-нибудь, — сказал кучер. — Вон мальчуган какой-то идет.

Из лесу по дороге шел лет десяти босоногий мальчик. Шабалов закричал ему свирепым голосом:

— Стой!

Мальчик глянул на экипажи. Спокойно продолжал свой путь. Шабалов заорал неистово:

— Стой, паршивец! Шапку сними! Видишь, господа едут, — что не кланяешься?

Мальчик остановился. С удивлением смотрел на этот ряд разнокалиберных экипажей, не снимая шапки. Дулебова решила:

— Да это просто идиот какой-то!

— А вот мы его разговорим, — сказал Кербах.

Он вышел из экипажа, и пошел к мальчику, спрашивая:

— Ты знаешь, где школа Триродова?

Мальчик молча показал рукою одну из дорог. Быстро убежал, скрывшись где-то в кустах.

И вот наконец дорога пошла вдоль забора. Все вокруг было пустынно и тихо. Никто не ждал, по-видимому, гостей, и не думал встречать их.

Наконец подъехали к воротам в ограде. Осмотрелись. Было очень тихо. Никого нигде не было видно. Шабалов соскочил с дрожек, и принялся искать звонок. Госпожа Дулебова, раздражаясь, говорила:

— Да что это такое!

Попытались сами открыть калитку, и не смогли. Шабалов закричал:

— Отворите! Черти, дьяволы, чего вы там заперлись, окаянные!

Госпожа Дулебова унимала Шабалова. Шабалов оправдывался:

— Извините, Зинаида Григорьевна. Да ведь досадно. Если бы я приехал, ну, подождал бы. Хоть и со мной было бы невежливо, — я им начальник. А то ведь досадно. Высшее начальство пожаловало, а они и ухом не ведут.

Наконец калитка открылась, вдруг и бесшумно. Мальчик в белой рубашке и белых коротких панталонах, загорелый, с голыми ногами, стоял на пороге. Рассерженный Дулебов завизжал: