Олесь Гончар - Берег любви

Шутили:

- Это потому, что Ягнич здесь. Это благодаря ему...

Каким он был?

Снова случайно слышит у радиорубки голоса тех, которые реального Ягнича никогда и в глаза не видели. Они сейчас сочиняют, творят Ягнича другого, своего, на свой лад.

Был, был! Всю жизнь только под этими парусами. Ни семьи, никого, ничего. Тут жил вечно, вязал узлы, стерег рынду. С курсантами держался строго. Мастер.

Приведет, укажет пальцем:

- Какая снасть?

Молчишь.

Концом (кусок каната) так и потянет вдоль спины.

А тебе и не больно, потому что получил по заслугам. А если знаешь, если сумеешь правильно ответить - руку пожмет.

Фантазеры, что они выдумывают? Никогда на "Орионе"

ничего подобного не бывало, никогда Ягнич не прибегал к таким крайним мерам!

Фантазия между тем работает.

Никто не знал, сколько этому Ягничу лот. Полюбопытствуют, бывало, курсанты:

- Товарищ мастер, сколько вам лет?

- Сорок.

И это - без тени шутки. В. следующем году другие придут на "Орион" и тоже спросят:

- Сколько вам лет?

Ответ тот же:

- Сорок.

Застыл, остановился, увековечился мастер па своих сорока. Чем-то, знать, они особенно памятны ему, коли ни больше, ни меньше не назовет: сорок, да и только. Может, в этой цифре, как для многих в цифре 13, был для Ягнича какой-то тайный смысл? И, что удивительно, именно на сорок лет он и выглядел. Ягнич не старел! Натура редкостной прочности, просто железная натура. И душой...

Красивая, высокая душа! Песни пел, знал их бесчисленное множество, особенно старинных, песен старых мореходов (не слышал капитан, чтобы Ягнич вообще когда-нибудь пел. Разве лишь иногда мурлыкал что-то потихоньку себе под нос).

Курсанты-новобранцы все же отдают предпочтение мастеру нафантазированному.

Однажды "Орион" попал в зону действия страшнейшего урагана, захвачен был его крылом. Ночь, завывание ветра, буйство разъяренных черных стихий. Палубой черпал воду "Орион". Шквал налетал за шквалом. Крен достигал сорока и больше. Думали - все. Но и в этих условиях посылали курсантов на мачты! И снова - удивительная вещь! - не сорвало, не сбросило в океан никого.

Говорили, это потому, что Ягнич (он в эту ночь получил тяжелую травму) продолжал жить, что сердце его продолжало биться на "Орионе". Привязанный канатами, перехваченный ими крепко-накрепко, лежал под хирургическим ножом в лазарете, в глубине судна. Операцию невозможно было делать, кронами переваливало больного туда и сюда, но другого выхода не было - мастер сам сказал: режь! Из груди было извлечено его сердце, оно билось и билось.

Ниткой суровой, рабочей, трехгранной иглой были сшиты сосуды. Ягнич жил!

Сплошная фантастика! В перенасыщенной учебной программе мореходки значится и такая тема: "Живучесть корабля". Они же толкуют о другом: "Орион" обогатил их необычайным уроком, фактом редкой живучести человека.

Хлопцы, оказывается, считают, что могучий, неумирающий дух Ягнича, его несокрушимая воля решили в ту ночь судьбу всего экипажа, судьбу "Ориона", что именно это, передавшись всей команде, помогло кораблю выстоять под всеми шквалами, счастливо выйти из зоны урагана.

"Чего они без конца выдумывают?" - капитан в недоумении морщил лоб, пожимал плечами - никак не мог отыскать причину столь бурного мифотворчества. На "Орионе" все ведь было иначе. Все было буднично, строго, поделовому. Откуда же эти притчи, домыслы, этот взрыв курсантских фантазий? Какая душевная потребность заставляет этих юношей вместо вполне реального, законно, в общем-то, списанного, с почетом отправленного на покой человека сотворять для себя какого-то другого, полуволшебного, человека-амулета? Где-то по корабельным закоулкам, по рубкам или в тени парусов ткут, сообща создают почти мифический образ того, кто "ушел и ветер с собой забрал". Сколько разных людей прошло через "Орион", скольких полузабыйи, а то и вовсе забыли, почему же этот, хоть и славный старик, но, подобно многим, обыкновенный, будничный, так воспламеняет фантазию новичков? Почему и сейчас вот, средь этого штиля, средь безбрежной ослепительности он у них на устах, в душах?

Неужели им, юным, лобастым, знающим локатор, имеющим под рукой современнейшие электронные приспособления, зачем-то нужен еще выдуманный, мифический, сотканный из нереальностей Ягнич, мастер нестароющих сорока лет, человек-легенда?

* * *

Как только стемнело, короткий разбойный свист раздался подле двора Ягпичей-комбайнеров.

Мать хлопочет в хате, но дверь открыта - услышала.