Олесь Гончар - Берег любви

Вошел. В щуплепькой фигуре, которая в противоположном углу за нагромождением прялок и ступ разбирала какие-то допотопные предметы, Ягнич с трудом узнал Панаса Веремеенко. Так изменился человек! Солнца нет, а он в темных очках, шляпа капроновая на голове... Услышав шаги, Панас Емсльянович тотчас же отложил мотовило (это было подлинное доисторических времен мотовило, обмотанное нитками), резко приподнял голову, спросил почти испуганно:

- Кто там?

Ягнич подошел к нему на близкое расстояние и остановился молча: может, все-таки узнает сквозь темные свои очки...

- Кто ты? - спросил учитель встревожеино.- Это ты, Витька?

Ягнпча даже оторопь взяла, как-то жутковато стало.

Смотрит сверстник на тебя почти в упор, прямо в глаза, а мерещится ему кто-то другой.

- Ягнич я. Апдрон.

- Андреи? Вседержитель морей? Извини... - тотчас же прояснилось, посветлело лицо музейного хлопотуна.- Слыхал я, что ты в Кураевке. Прошу, заходи, заходи.- Панас Емсльянович засуетился и сразу же с жалобой: Слепну я, Андрон, катастрофически терято зрение.

- В Одессу нужно, в институт света...

- Был. Сначала немного помогло, а теперь снова...

Меркнет передо мною белый свет. Все расплывается, и тебя вот вижу сейчас, будто сквозь толщу воды. Только тень от тебя. Весь будто стоишь в воде с головой...

Ягничу снова стало грустно: "Я для него вроде водоросли..."

- Храню пот наше прошлое, Андрон... Для кого прошлое как бы мертво, а для нас с тобой оно ведь до последней клеточки живое. На днях вот достал мотовило, случайно задержалось у деда Коршака - почти находка века, любопытнейший будет экспонат... У Коршака есть и жернова ручные но пока не отдает, старый скупердяй. На что они ему? А?.. Ну, давай приступим к осмотру...

Панас Емельянович начал показывать Ягничу музей.

Были тут старинные рыбацкие приспособления, и плахты, и очипки, розное ярмо от чумацкого воза, и невиданный агрегат громоздился у окна - целый ткацкий станок, настроенный для работы... На столах под стеклом растения всякие - ковыль белочубый, и дурман, и чабрец, и даже стебель обычной горькой полыни... Целые гербарии кураевского растительного мира. Вся его флора. А по стенам увеличенные фотографии, наверное, собранные с каких-то удостоверений, размытые, затуманенные то ли от неумелого увеличения, то ли от давности лет. Сколько дала Отчизне Кураевка достойных людей, прославивших ее и трудом и подвигом на фронтах!.. Одних только моряков на полстены! Да какие моряки! Ягнич Федот на торпедном катере героем погиб во время атаки... Чсрнобаенко-средний дослужился до контр-адмирала, недавно умер во Владивостоке.

И так на кого ни посмотри: этот, как пот Савва Чередниченко, Одессу защищал, Кавказ держал, а позднее отличился в Керченском десанте; Белоконь стал героем за Севастополь; Петро Шафран по ленд-лизу ходил и сейчас где-то ходит с сейнерами в Атлантику... Узрел Ягнич на стенде и свою особу, едва узнал себя в этом нарубке в праздничной белой матроске: увеличили его с давнишней фотографии, сохранившейся у сестры,- плечистый молодцеватый морячок, в веселых глазах - отвага, бескозырка с лентами красуется на юношеской лобастой голове...

"Старший мастер парусного дела на учебно-рабочем судне "Орион" - такая подпись стоит под этим "экспонатом".

Все верно, только почему старший? А может, и в самом деле старший?

И еще на одной фотографии, на групповом снимке первых кураевских комсомольцев, нашел себя Ягнич и глазастого, худющего тогда Чередниченко (в каких-то штиблетах лежал впереди всех на траве). А рядом с ним Иванилов Женька, который во время войны командовал танковым батальоном и погиб где-то под Кенигсбергом... Не без усилий Ягнич отыскал на этой групповой и Панаса Емельяновича, в ту пору молодого кураевского учителя; он примостился сбоку, уже и тогда был чем-то словно бы малость напуганный... Действительно стоящий экспонат. Это же прощальная карточка их ячейки, когда хлопцы, перед тем как разойтись по своим жизненным дорогам, однажды на Октябрьские сфотографировались вместе - в первый и в последний раз... Многих, многих уже нет. Единицы остались. И среди этих единиц вас двое, грустновато застывших сейчас перед стендами.

- А эту узнаешь? - С таинственные видом Панас Емельянович подвел Ягнича още к одному стенду.

С туманной фотографии смотрела на них молодая круглолицая девчушка в летной форме... Саня Хуторная!

Смотрела и улыбалась, чуточку даже лукаво: ну, какова я перед вами, деды? Все они тогда были влюблены в нее до беспамятства, однако подобрать ключ к ее сердцу никому нс удалось. Петь - певала с ними, к морю на лунную дорожку смотреть ходила, а чтобы выделить кого-нибудь из них, чтобы OKOIIIKO в свою светелку открыть для кого-то...