Иван Гончаров - Май месяц в Петербурге

В тот же вечер у графа уселись играть в карты, а к графине собрались молодые люди и девицы и вместе с графскими детьми занялись музыкой.

Швейцары оба все ссорились между собой. Статский швейцар спорил с военным о том, чьи гости важнее - графа или графини.

- У моего-то графа вон какие, все в звездах! А один гость ездит, махонький такой: чего-чего на нем нет! У вас таких не бывает!

- У нас-то?! - с презрением отозвался статский. - Да у нас такие бывают княгини и графини, что вам и во сне не видать!

- Легко сказать! - отозвался военный. Купец Гвоздев с порога своего погреба продолжал следить восторженным взглядом за обеими девицами. Те торопились пройти мимо или ворочались, заметив его, домой, перебраниваясь между собой о том, к кому относятся эти комплименты. Ни одна из сестер не хотела брать их на свой счет. Дело в том, что они были дочери умершего коллежского советника, следовательно, в некотором роде дворянки, а он только купец.

Что касается Брагина, хотя он зарычал, как бульдог, на извещение экзекутора об отъезде за границу директора и его жены, но на другой день явился на станцию с глубоким поклоном этому самому директору и букетом цветов его супруге. Он не только не был пьян, но был прилизан, причесан и в свежем вицмундире. Он и экзекутор были между собою приятели и любили вместе выпить. Они жили, что называется, душа в душу, то есть рука руку мыли. Оттого Брагин и получил извещение от экзекутора об отъезде директора за границу.

- Сюда, сюда, ваше превосходительство, сюда пожалуйте! - твердили взапуски экзекутор и Брагин, приглашая директора на назначенные им места в вагоне.

Директора, кроме родных и знакомых, еще провожал заступивший его место в его отсутствие вице-директор, какой-то немец Шлеппе, человек тихий и добрый. Он приехал сюда, как для приличия проводить директора, так и для того, что директор давал ему кое-какие наставления, что делать в его отсутствие.

- Да, да, будет исполнено, все будет! - говорил в ответ Шлеппе.

Поговорив с ним, директор обратился к Брагину:

- А вы, Брагин, не забудьте дела, которые я вам поручил...

- Как можно забыть, ваше превосходительство! Сделаю все, все, до дела Лязгина включительно...

- Да, дело Лязгина... Да, да, - прервал директор, - ведь я вам его передал?

- Как же, ваше превосходительство, оно у меня: Лязгину назначено двести рублей на командировку, да прогонных по чину. Бумага у меня готова...

- Так Иван Богданович подпишет мои распоряжения, офицер получит деньги и отправится... Да... да... Что еще я хотел сказать? - торопился директор.

- Пойдем скорее! Мы опоздаем! - говорила между тем директорша и наскоро отдавала горничной разные мелкие вещи для размещения их в вагоне и в то же время прощалась с родными и знакомыми.

- Adieu, ma chиre, - кричали ей разные голоса. - Пишите чаще! Прощайте! До свиданья!

- Да, да; я еще что-то хотел объяснить, да как в этой суматохе объяснишь!.. Прощайте, прощайте!..

- А вам, Петр Петрович, - обратился директор к экзекутору, - я еще на квартире сказал, что без меня делать... Еще что-то я хотел сказать... говорил растерянный директор.

- Слушаю, ваше превосходительство, все будет сделано, - твердил, как сорока, экзекутор,

Курьер между тем принес квитанцию на багаж, сдачу и подал директору.

- Так прощайте, до свидания! - сказал директор, подав руку только вице-директору и своим родным.

- Прощайте, ваше превосходительство! - кричали все.

- До свидания! - повторили директор и жена его, высовываясь из вагона и кивая головой всем и каждому.

Больше всех юлил Брагин, подавая свой букет директорше и целуя ей руку, а директору отвешивал глубокие поклоны.

- Прощайте, счастливого пути вашему превосходительству и скорого возвращения!

- До свидания, до свидания! - раздавалось из вагона. Поезд тронулся и ушел.

Родные и знакомые разъехались. Вице-директор уехал к себе, Брагин и экзекутор, рука в руку, пошли вместе.

- Теперь мы покутим! - сказал Брагин. - Директор, слава Богу, уехал, а этот вице-директор, Иван Богданович, мякушка!

- И то мякушка, ты правду сказал! И ленивый какой - ужас! Плохо не клади бумаги, где стоит "вице-директор" - сейчас подпишет.

Брагин усмехнулся.

- Пойдем-ка лучше в место злачное и покойное, где ни печали, ни воздыханий... Туда, знаешь, на угол? - сказал он.

- Хорошо, да только мне надо забежать в департамент: там у меня дело есть, надо распорядиться.

- И мне нужно на часок-другой домой: у меня ведь бумаги о Лязгине не готовы, хоть я и сказал директору, что написал их. Пожалуй, завтра Иван Богданович спросит.