Максим Горький - Два босяка

- Брось! ну их... - сказал Маслов, махнув рукой.

- Бросить?! Зачем? Они песню слушали? Ну - и квит! А может, мне бы лучше, не пугая их, попросить у них на чай? а? Ч-чёрт!.. Вот не догадался!..

- Плюнь, Степок - стыдился бы!.. - раздражённо крикнул Маслов.

- Чего стыдиться? На чай-то попросить?! Они песню слушали!

- Молчи ин!.. - И Маслов крепко ругнул товарища. - А то вот двину... Он сунул в его сторону кулаком и посмотрел на него дикими глазами, сразу налившимися кровью.

- Поехало!.. - Степок скептически свистнул. - Что за барство такое! П-пэ!.. Давно ли это появилось? Что, ты сам не занимался этим?.. В Одессе-то, помнишь, у француза... и вообще... Смехота!

- Стёпка! Брось, молчи!.. Драться буду... - тихо и внушительно заговорил Маслов.

Степок лёг на землю.

- А ты не обижай товарища... - как бы извиняясь, проговорил он.

...Песня исчезла, как сон. И настроение, рождённое ею, исчезло... Костёр чуть пылал. Маслов ломал сучки и задумчиво подбрасывал их в огонь. Скоро захрапел Степок... Я смотрел на море сквозь ветви и в лицо Маслова сквозь дым костра. Море было тихо и пустынно... а Маслов задумчив. Тени от костра бегали по его бороде, щекам и по лбу...

- Ну, ты чего таращишь на меня глаза? - сухо сказал он мне.

Видно, ему хотелось остаться один на один с самим собой. Я отвернулся и лёг. Ночью, сквозь сон, я слышал тихую песню и, открыв глаза, видел Маслова. Он, всё так же сидя у костра, качал головой и, глядя в огонь, вполголоса пел...

Когда же поутру я проснулся, друзей уже не было. Они, не разбудив меня, ушли и взяли у меня из котомки две мои рубашки, благородно оставив мне третью. Я решил, что они раздумали идти на Кубань, и пожалел об этом.

Порядившись в одной из кубанских станиц на молотьбу, я поехал на телеге в степь вместе с кучей бойких казацких дивчат и моим спутником-грузином. Дивчата пели и болтали. Станица утонула в дали, и кругом нас развернулась широкая степь...

- У барабана стоит кацап... Дьявол такой, что ух! Глазищи чёрные, бородатый, злющий-презлющий!.. Чуть подавальщики опоздают со снопом, как он рявкнет!.. Работает, как огонь... Орёт - труба! И гонит, гонит!.. Машинист лает: "Машину, говорит, портите". А Тотенко своё: "А ты, говорит, и аренду бы получал, да и машина бы не носилась!" А кацап ревёт: "Гони, давай!" И как ругнётся, так и присядешь!.. - рассказывала одна девица, уже бывшая в степи.

- Все кацапы ругаются здорово... - заметила басом могутная машина с толстущей косой и жирными, красными щеками, с самого выезда со двора уничтожавшая яблоки, которых у неё в подоле было насыпано с добрую меру.

- А некрасивые-то все какие!.. мозглявые, хлипкие!.. - заявила с презрительным сожалением черноволосая юркая и тоненькая змейка.

- Не все!.. - коротко сказала третья, шатенка, с овальным решительным лицом.

Подруги захохотали, глядя на неё.

- Ишь, заступилась за своего!..

Вдали показался дымок.

- Вон она - молотилка, дышит... - сказала шатенка.

- Рада ты, что уж близко? - спросили её.

- А и рада... Всякая была бы рада...

- Добра-то!.. - скептически воскликнула одна из подруг.

- Чай, станичники лучше...

- Кто что любит. Чего много, - то не дорого... - стояла на своём шатенка.

Впереди выросли золотые бугры снопов и за ними чёрная труба молотилки... Маленькие люди сновали вокруг них, слышался шум, смех и характерный торопливый и жадный стук машины... Туча пыли и половы, мешаясь с дымом из трубы, неподвижно стояла в воздухе, чёрной шапкой покрывая оживлённый оазис в желтоватой пустыне, раскинувшейся во все стороны.

Девки посыпались с телеги, ещё не доехав до места, и побежали к редутам из соломы, расставленным рядом и ослепительно сиявшим на солнце.

- Обед! - крикнули где-то.

Шум машины оборвался. Запылённые и обвешанные соломой люди, иные в больших очках с сетками, направились в одну сторону. Кто-то, подойдя сзади, хлопнул меня по плечу.

- Маслов!..

- Я... Пришёл и ты? Ловко! А мы тогда тово... раздумали было... да вот пришли всё же. Куда ещё идти?!.

- И Степок здесь?

- Здесь... в Ханской, вёрст пятнадцать отсюда. Гуляет... Кума у него там есть. Ты снопы подавал когда? Умеешь? Хорошо! Ну, так подавай мне... А то никто не успевает. Худо работают, черти!.. не втягивает их работа. А я не могу... Мне не по душе, коли эта самая машина жрёт и ещё просит. Я всегда хочу ей в глотку столько насовать, чтоб она подавилась... Чтоб и ей, дьяволу, тоже трудно пришлось. Она мнёт, а я ей подсыпаю, я ей подсыпаю!.. на, жри, давись, трещи... Эта здоровая, стерва... тысяч до двенадцати, чай, перебьёт в день-то... А две уж я скормил... Сломались. Трах! Фррр... готово! Стоп! Машинист лает. Хозяин стонет. А мне весело... Ей-богу, весело! Этакую штуку поганую выдумали!.. Наверное, немецкая пасть... Если эта чёртова животина и завтра выстоит, я её угощу!.. Шкворень суну в сноп... Трах! Все зубы сломает... свинячья челюсть!..