Максим Горький - Каин и Артем

Сюда, в кусты, к Артёму являлись посланники любви - в виде оборванной и чумазой девочки из улицы или такого же чумазого мальчика. Это очень юные люди, лет семи-восьми, редко - десяти, но они всегда проникнуты сознанием глубокой важности возложенного на них поручения, говорят они вполголоса, и на их рожицах мина таинственности...

- Дяденька Артём, тётка Марья велела тебе сказать, что муж у неё уехал, так чтобы ты сегодня нанял лодку да в луга бы с ней поехал...

- Та-ак, - лениво тянет Артём, и его прекрасные глаза мутно улыбаются.

- Непременно чтобы...

- Могу... А... вот что... это - какая она, тётка-то Марья?

- Лавочница, чай, - укоризненно говорит посланец.

- Лавочница... н-да? Это - которая рядом с железной лавкой?

- Чай, рядом-то с железной лавкой Анисья Николаевна... что уж!

- Ну-ну, я, брат, ведь знаю... Я ведь это так... Для шутки говорю!.. будто позабыл... а ведь я Марью знаю.

Но посланец не уверен в этом, он хочет хорошо исполнить своё поручение и настоятельно объясняет Артёму:

- Марья - это которая маленькая, румяная, рядом с рыбой...

- Ну-ну!.. Которая рядом с рыбой. Вот! Чудашка ты!.. ведь я разве спутаю? Ладно, скажи ей, Марье,- еду. Едет, мол. Иди!

Тогда посланец корчит сладчайшую рожу и тянет:

- Дяденька Артём, дай копеечку!

- Копеечку? А коли нету её? - говорит Артём, засовывая обе руки разом в карманы своих шаровар. И всегда находит какую-нибудь монету. Радостно усмехаясь, посланец мчится возвестить влюблённой печёночнице об исполненном поручении и с неё тоже получить награду. Он знает цену денег и нуждается в них не только потому, что голоден, но и потому, что он курит папиросы, пьёт водку и имеет свои маленькие сердечные дела. На другой день после такой сценки Артём ещё более, чем всегда, недоступен впечатлениям бытия и ещё более красив своей редкой красотой могучего, но смирного животного. Так тянулось это сытое, почти бессознательное существование, спокойное, несмотря на множество ревнивцев, ревнивиц и завистников, спокойное потому, что оно охранялось страшной силой Артёмова кулака.

Но иногда в карих глазах красавца сгущалось что-то грозное, тёмное; его бархатные брови сурово сдвигались, смуглый лоб разрезывала глубокая морщина. Он вставал и шёл из своего логовища в улицу, и чем ближе он подходил к её суете, тем более округлялись зрачки его глаз, чаще вздрагивали тонкие ноздри. На левом плече у него висит жёлтая куртка из крестьянского сукна, правое покрыто рубахой, и сквозь неё видно, какое это могучее плечо. Сапог он не любил и ходил всегда в лаптях; белые онучи, красиво перекрещенные оборами, рельефно обрисовывали икры ног. Шёл он медленно, как большая грозовая туча...

Улица знает его повадки и уже по лицу видит, чего ей ждать от Артёма. Раздаётся предупреждающий шёпот:

- Артём идёт!..

Красавцу торопливо очищают дорогу, отодвигая в сторону лотки с товарами, корчаги с горячим, заискивающе улыбаются ему, кланяются... Он же идёт среди знаков внимания к нему и боязни пред его силой, идёт угрюмый, молчаливый, дико прекрасный, как большой зверь.

Вот его нога задевает за лоток с рубцом, печёнкой, лёгким - и всё это летит на грязную мостовую. Торговец отчаянно вскрикивает и ругается.

- А ты что стоишь на дороге? - спокойно, но зловеще спрашивает Артём.

- Какая тебе, быку, тут дорога? - воет торговец.

- А ежели я тут хочу идти?

Под скулами Артёма вздуваются большие желваки, и глаза у него - как раскалённые докрасна гвозди. Торговец видит это и бормочет:

- Узка тебе улица-то...

Артём медленно двигается дальше. Торговец идёт в трактир, берёт там кипятку, моет в нём свой товар и через пять минут снова кричит на всю улицу:

- Пичонка, лёхко, серце горяче! Матрос! Иди на почине - язык отрежу! Тётка, купи горло! Кому нужно серце горяче? Пичонка, лёхко!

Волнуется гул голосов и тяжёлый запах гнили, водки, пота, рыбы, дёгтя, луку.

Люди расхаживают по мостовой, мешая двигаться лошадям, кричат, торгуются, смеются. Высоко над ними - голубая лента неба, мутная от пыли и грязи, поднятой на воздух этой улицей, в которой даже тени от домов кажутся сырыми и пропитанными грязью...

- Голантегейного товаг-у! Ниткэ! Иголкэ! - возглашает Каин, следя за Артёмом, страшным для него более, чем для других.

- Пироги со грушай, покупай да кушай! - звонко заливается молодая пирожница.

- Луку, зелёного луку-у!.. - вторит ей другая.

- Ква-ас! Ква-ас! - сипло квакает низенький и толстый старик с красным лицом, сидя в тени кадки своего товара.