Максим Горький: Самовар

Максим Горький (Алексей Максимович Пешков)

Самовар

Было это летней ночью на даче.

В маленькой комнате стоял на столе у окна пузатый самовар и смотрел в небо, горячо распевая:

Замечаете ли, чайник, что луна

Чрезвычайно в самовар влюблена?

Дело в том, что люди забыли прикрыть трубу самовара тушилкой и ушли, оставив чайник на конфорке; углей в самоваре было много, а воды мало - вот он и кипятился, хвастаясь пред всеми блеском своих медных боков.

Чайник был старенький, с трещиной на боку, и очень любил дразнить самовар. Он уж тоже начинал закипать; это ему не нравилось, - вот он поднял рыльце кверху и шипит самовару, подзадоривая его:

На тебя луна

Смотрит свысока,

Как на чудака,

Вот тебе и на!

Самовар фыркает паром и ворчит:

Вовсе нет. Мы с ней - соседи,

Даже несколько родня:

Оба сделаны из меди!

Но она - тусклей меня,

Эта рыжая лунишка,

Вон на ней какие пятна!

Ах, какой ты хвастунишка,

Даже слушать неприятно!

зашипел чайник, тоже выпуская из рыльца горячий пар.

Этот маленький самовар и вправду очень любил хвастаться; он считал себя умницей, красавцем, ему давно уже хотелось, чтоб луну сняли с неба и сделали из нее поднос для него.

Форсисто фыркая, он будто не слышал, что сказал ему чай ник, - поет себе во всю мочь:

Фух, как я горяч!

Фух, как я могуч!

Захочу - прыгну, как мяч,

На луну выше туч!

А чайник шипит свое:

Вот извольте говорить

С эдакой особой.

Чем зря воду-то варить,

Ты - прыгни, попробуй!

Самовар до того раскалился, что посинел весь и дрожит-гудит:

Покиплю еще немножко,

А когда наскучит мне,

Сразу выпрыгну в окошко

И женюся на луне!

Так они оба всё кипели и кипели, мешая спать всем, кто был на столе. Чайник дразнит:

Она тебя круглей.

Зато в ней нет углей,

отвечает самовар.

Синий сливочник, из которого вылили все сливки, сказал пустой стеклянной сахарнице:

Всё пустое, всё пустое!

Надоели эти двое!

Да, их болтовня

Раздражает и меня,

ответила сахарница сладеньким голосом. Она была толстая, широкая и очень смешлива, а сливочник - так себе: горбатенький господин унылого характера с одной ручкой; он всегда говорил что-нибудь печальное.

- Ах, - сказал он,

Всюду - пусто, всюду - сухо,

В самоваре, на луне.

Сахарница, поежившись, закричала:

А в меня залезла муха

И щекочет стенки мне...

Ох, ох, я боюсь,

Что сейчас засмеюсь!

Это будет странно

Слышать смех стеклянный...

невесело сказал сливочник.

Проснулась чумазая тушилка и зазвенела:

Дзинь! Кто это шипит!

Что за разговоры?

Даже кит ночью спит,

А уж полночь скоро!

Но, взглянув на самовар, испугалась и звенит:

Ай, люди все ушли

Спать или шляться,

А ведь мой самовар

Может распаяться!

Как они могли забыть

Обо мне, тушилке?

Ну, придется им теперь

Почесать затылки!

Тут проснулись чашки и давай дребезжать:

Мы скромные чашки,

Нам всё - всё равно!

Все эти замашки

Мы знаем давно!

Нам ни холодно, ни жарко,

Мы привыкли ко всему!

Хвастун самоварко,

И не верим мы ему!

Заворчал чайник:

Ф-фу, как горячо,

Жарко мне отчайно.

Это не случайно,

Это чрезвычайно!

И лопнул!

А самовар чувствовал себя совсем плохо: вода в нем давно вся выкипела, а он раскалился, кран у него отпаялся и повис, как нос у пьяного, одна ручка тоже вывихнулась, но он всё еще храбрился и гудел, глядя на луну:

Ах, будь она ясней,

Не прячься она днем,

Я поделился б с ней

Водою и огнем!

Она со мной тогда

Жила бы не скучая,

И шел бы дождь всегда

Из чая!

Он уж почти не мог выговаривать слов и наклонялся набок, но всё еще бормотал:

А если днем она должна ложиться спать,

Чтоб по ночам светлей сияло ее донце,

Я мог бы на себя и днем и ночью взять

Обязанности солнца!

И света и тепла земле я больше дам,

Ведь я его и жарче и моложе!

Светить и ночь и день ему не по годам,

А это так легко для медной рожи!

Тушилка обрадовалась, катается по столу и звенит:

Ах, это очень мило!

Это очень лестно

Я бы солнце потушила!

Ах, как интересно!

Но тут - крак! - развалился самовар на кусочки, кран клюкнулся в полоскательную чашку и разбил ее, труба с крышкой высунулась вверх, покачалась-покачалась и упала набок, отколов ручку у сливочника; тушилка, испугавшись, откатилась на край стола и бормочет:

Вот смотрите: люди вечно

Жалуются на судьбу,