Петр Краснов - Ненависть

Тихонъ Ивановичъ замолчалъ. Сѣвшій снова на стулъ Колмыковъ заерзалъ, вставать хотѣль, домой идти, совѣстно было хозяина задерживать, но Тихонъ Ивановичъ рукою удержалъ его.

— Погоди!.. Да погоди-же чутокъ! - почти сердито сказалъ онъ. — Дай все сказать… Душу дай облегчить… Ну, ладно… Ночь я не спалъ. Однако поборолъ себя, погасилъ въ сердцѣ ненависть, многое продумалъ. Вѣдь въ концѣ концовъ все это только одна болтовня. Молодъ, неразуменъ. Стало быть такіе у него товарищи подобрались, книжками, поди, заграничными его надѣляютъ, заразился дурью… Съ годами самъ пойметъ, какого дурака передъ дядей валялъ. Мнѣ его учить не приходится. Что я ему? — офицеръ!.!. Онъ за одно это мое званіе, поди, меня какъ еще презираетъ. Жизнь его научитъ и образумитъ. Но только и держать его у себя, самъ понимаешь, не могу. Враги!.. Чувствую, вотъ, вотъ снова сразимся и тогда уже не одолѣть мнѣ моего къ нему сквернаго чувства. Всталъ я утромъ спозаранку. Съ нею переговорилъ, — Тихонъ Ивановичъ кивнулъ головою на Наденьку, севшую у окна съ рукодѣльемъ — она со мною во всемъ была согласна. Да и то надо сказать — время горячее, уборка идетъ, рабочихъ на хуторѣ видимо невидимо, кто его знаетъ, можетъ быть еще и подосланъ отъ кого, отъ какой ни на есть п а р т і и , пойдетъ мутить, книжки, брошюры раздавать, съ него это очень даже просто станетъ — непріятностей потомъ не оберешься. Помолился я Богу, и пока онъ почивать изволилъ вышелъ я въ садъ. А тамъ со вчерашняго весь нашъ смотръ остался. Стежки песочкомъ бѣлымъ понасыпаны. Инспекторскій смотръ!!.. Собственническій восторгъ!.. Прошелся я и надумалъ… Приказалъ бричку запрягать. Да вѣдь какъ его прогонишь? А гостепріимство?.. Да, и родной-же онъ мнѣ!.. Дядя — племянника… Иду домой, въ большомъ сомнѣніи, а дома она, милушка, все уже по хорошему устроила. Сговорила, что скучно ему на хуторѣ, нехай ѣдетъ людей посмотрѣть, въ Новочеркасскъ, въ Ростовъ и даже, хотя и въ Крымъ. И денегъ ему дала — уѣзжай только отъ насъ, Христа ради, подалѣ. Самъ его на станцію повезъ. Работнику довѣрить побоялся. Ну какъ начнетъ ему свои теоріи разводить, смущать малаго, еще хуже не стало-бы. Ѣдемъ, молчимъ. Все ожидаю я, скажетъ онъ мнѣ на прощанье: — «извините молъ, дядя, я это такъ по молодости, не продуманно сказалъ»… ну и тамъ помиримся мы съ нимъ, поцѣлуемся. Ну, ладно… Ничего онъ мнѣ не сказалъ. Только такъ строго и значительно на меня посмотрѣлъ. Ей Богу такъ посмотрѣлъ, казалось, лучше что-ли онъ мнѣ пальцемъ погрозилъ-бы. Да, послали мы!.. Чисто на свою голову пустили козла въ огородъ.

— Да чего же, Тихонъ Ивановичъ, еще такого?.. — А вотъ слушай… Послали. Ну, конечно, мать не утерпѣла, поручила съ оказіей моему Степану въ корпусъ разнаго деревенскаго гостинца отвезти. Онъ и отвезъ. А только какъ эти гостинцы то намъ обернулись, мы лѣтомъ узнали, когда Степа къ намъ на вакаціи пріѣхалъ… Да. Подлинно гадъ…

Тихонъ Ивановичъ покрутилъ головою и прошелся по горницѣ. Колмыковъ опять завозился. — Нѣтъ… Сиди… сиди… Не обращай на меня вниманія. Какъ все это начну вспоминать, такъ ажъ кровь кипитъ, не могу сидѣть. Пріѣхалъ къ намъ Степа и черезъ малое время заявляетъ мнѣ, что онъ по окончаніи корпуса не желаетъ идти въ военное училище, чтобы по примѣру отцовъ и предковъ служить Царю и Родинѣ въ строю, но пойдетъ въ Политехническій Институтъ…

— Да ить не пошелъ-же…

— Не пошелъ… Да какіе у насъ разговоры были… «Всѣ«- это онъ мнѣ сказалъ, «всѣ люди братья и не могу я въ братскую грудь стрелять, а теперь развитіе техники столь могущественное, что всякій долженъ, если желаетъ быть полезнымъ народу, именно техническія науки изучать…». Здравствуйте, пожалуйста… Ну, ладно… Понялъ я откуда этотъ вѣтеръ задулъ. Значить, тотъ мнѣ подъ самое сердце напакостилъ, сына моего развратилъ. Будь другія времена, кажется, взялъ-бы тутъ же нагайку, да на совѣсть его и отлупцевалъ-бы.

— И то. Ить вы отецъ. Значитъ право ваше такое, чтобы сына уму разуму учить…

— Отецъ… Да времена, Николай Финогеновичъ, не тѣ стали. Не тѣ нонеча люди. Поглядѣлъ я на Степу и мнѣ показалось, что и онъ такой же, какъ Володя сталъ. Глаза отъ меня отводить. Взглядъ неискренній, чужой. Ну я спорить не сталъ. Время, думаю, обломаетъ его. Да и кадетская накваска въ немъ видать все таки осталась. А тутъ на мое счастье Шурка племянница пріѣхала, закрутила, заворожила, опять его ко мнѣ повернула, поговорилъ я съ нимъ и вышибъ дурь эту изъ головы. А то, повѣришь-ли, я и самъ было чуть не сталъ сына своего родного ненавидѣть.