Максим Горький: Жизнь Клима Самгина (Часть 1)

Несомненно, это был самый умный человек, он никогда ни с кем не соглашался и всех учил, даже Настоящего Старика, который жил тоже несогласно со всеми, требуя, чтоб все шли одним путем.

- У России один путь, - говорил он, пристукивая палкой.

А Варавка кричал ему:

- Европа мы или нет?

Он всегда говорил, что на мужике далеко не уедешь, что есть только одна лошадь, способная сдвинуть воз, - интеллигенция. Клим знал, что интеллигенция - это отец, дед, мама, все знакомые и, конечно, сам Варавка, который может сдвинуть какой угодно тяжелый воз. Но было странно, что доктор, тоже очень сильный человек, не соглашался с Варавкой; сердито выкатывая черные глаза, он кричал:

- Это уж, знаете, чорт знает что! Мария Романовна, выпрямляясь, как солдат, строго говорила:

- Стыдитесь, Варавка!

А иногда она торжественно уходила в самый горячий момент спора, но, остановясь в дверях, красная от гнева, кричала:

- Одумайтесь, Варавка! Вы стоите на границе предательства!

Варавка, сидя на самом крепком стуле, хохотал, стул под ним скрипел.

Потирая пухлые, теплые ладони, начинал говорить отец:

- Позволь, Тимофей! С одной стороны, конечно, интеллигенты-практики, влагая свою энергию в дело промышленности и проникая в аппарат власти... с другой стороны, заветы недавнего прошлого...

- Со всех сторон плохо говоришь, - кричал Варавка, и Клим соглашался: да, отец плохо говорит и всегда оправдываясь, точно нашаливший. Мать тоже соглашалась с Варавкой.

- Тимофей Степанович - прав! - решительно заявляла она. - Жизнь оказалась сложнее, чем думали. Многое, принятое нами на веру, необходимо пересмотреть.

Она говорила не много, спокойно и без необыкновенных слов, и очень редко сердилась, но всегда не "по-летнему", шумно и грозно, как мать Лидии, а "по-зимнему". Красивое лицо ее бледнело, брови опускались; вскинув тяжелую, пышно причесанную голову, она спокойно смотрела выше человека, который рассердил ее, и говорила что-нибудь коротенькое, простое. Когда она так смотрела на отца, Климу казалось, что расстояние между ею и отцом увеличивается, хотя оба не двигаются с мест. Однажды она очень "по-зимнему" рассердилась на учителя Томилина, который долго и скучно говорил о двух правдах: правде-истине и правде-справедливости.

- Довольно! - тихо, но так, что все замолчали, сказала она. - Довольно бесплодных жертв. Великодушие наивно... Время поумнеть.

- Да ты с ума сошла, Вера! - ужаснулась Мария Романовна и быстро исчезла, громко топая широкими, точно копыта лошади, каблуками башмаков. Клим не помнил, чтобы мать когда-либо конфузилась, как это часто бывало с отцом. Только однажды она сконфузилась совершенно непонятно; она подрубала носовые платки, а Клим спросил ее:

- Мама, что значит: "Не пожелай жены ближнего твоего"?

- Спроси учителя, - сказала она и, тотчас же покраснев, торопливо прибавила:

- Нет, спроси отца...

Когда говорили интересное и понятное, Климу было выгодно, что взрослые забывали о нем, но, если споры утомляли его, он тотчас напоминал о себе, и мать или отец изумлялись:

- Как - ты еще здесь?

О двух правдах спорили скучно. Клим спросил:

- А почему узнают, когда правда, когда неправда?

- А? - вопросительно и подмигивая воскликнул отец: - Смотрите-ка!

Варавка, обняв Клима, ответил ему:

- Правду, брат, узнают по запаху, она едко пахнет.

- Чем?

- Луком, хреном...

Все засмеялись, а Таня Куликова печально сказала:

- Ах, как это верно! Правда тоже вызывает слезы, - да, Томилин?

Учитель молча, осторожно отодвинулся от нее, а у Тани порозовели уши, и, наклонив голову, она долго, неподвижно смотрела в пол, под ноги себе.

Клим довольно рано начал замечать, что в правде взрослых есть что-то неверное, выдуманное. В своих беседах они особенно часто говорили о царе и народе. Коротенькое, царапающее словечко - царь - не вызывало у него никаких представлений, до той поры, пока Мария Романовна не сказала другое слово:

- Вампир.

Она сказала это так сильно встряхнув головой, что очки ее подскочили выше бровей. Вскоре Клим узнал и незаметно для себя привык думать, что царь - это военный человек, очень злой и хитрый, недавно он "обманул весь народ".

Слово "народ" было удивительно емким, оно вмещало самые разнообразные чувства. О народе говорили жалобно и почтительно, радостно и озабоченно. Таня Куликова явно в чем-то завидовала народу, отец называл его страдальцем, а Варавка - губошлепом. Клим знал; что народ - это мужики и бабы, живущие в деревнях, они по средам приезжают в город продавать дрова, грибы, картофель и капусту. Но этот народ он не считал тем, настоящим, о котором так много и заботливо говорят, сочиняют стихи, которого все любят, жалеют и единодушно желают ему счастья.