- Ослеп? Ходите, дьяволы...
Толчок и окрик не спугнул, не спутал бойкий ход мысли Самгина.
"Маракуев, наверное, подружится с курчавым рабочим. Как это глупо мечтать о революции в стране, люди которой тысячами давят друг друга в борьбе за обладание узелком дешевеньких конфект и пряников. Самоубийцы".
Это слово вполне удовлетворительно объясняло Самгину катастрофу, о которой не хотелось думать.
"Раздавили и - любуются фальшфейерами, лживыми огнями. Макаров прав: люди - это икра. Почему не я сказал это, а - он?.. И Диомидов прав, хотя глуп: людям следует разъединиться, так они виднее и понятней друг другу. И каждый должен иметь место для единоборства. Один на один люди удобопобеждаемее..."
Самгину понравилось слово, он вполголоса повторил его:
"Удобопобеждаемее... да!"
В памяти на секунду возникла неприятная картина:
кухня, пьяный рыбак среди нее на коленях, по полу, во все стороны, слепо и бестолково расползаются раки, маленький Клим испуганно прижался к стене.
"Раки - это Лютовы, дьякона и вообще люди ненормальные... Туробоевы, Иноковы. Их, конечно, ждет участь подпольного человека Якова Платоновича. Они и должны погибнуть... как же иначе?"
Самгин почувствовал, что люди этого типа сегодня особенно враждебны ему. С ними надобно покончить. Каждый из них требует особой оценки, каждый носит в себе что-то нелепое, неясное. Точно суковатые поленья, они не укладывались так плотно друг ко другу, как это необходимо для того, чтоб встать выше их. Да, надобно нанизать их на одну, какую-то очень прочную нить. Это так же необходимо, как знать хода каждой фигуры в шахматной игре. С этой точки мысли Самгина скользили в "кутузовщину". Он пошел быстрее, вспомнив, что не первый раз думает об этом, даже всегда только об этом и думает.
"Эти растрепанные, вывихнутые люди довольно удобно живут в своих шкурах... в своих ролях. Я тоже имею право на удобное место в жизни..." соображал Самгин и чувствовал себя обновленным, окрепшим, независимым.
С этим чувством независимости и устойчивости на другой день вечером он сидел в комнате Лидии, рассказывая ей тоном легкой иронии обо всем, что видел ночью. Лидия была нездорова, ее лихорадило, бисер пота блестел на смуглых висках, но она все-таки крепко куталась 'пуховой, пензенской шалью, обняв себя за плечи. Ее темные глаза смотрели с недоумением, с испугом. Изредка и как будто насильно она отводила взгляд на свою постель, там, вверх грудью, лежал Диомидов, высоко подняв брови, глядя в потолок. Здоровая рука его закинута под голову, и пальцы судорожно перебирают венец золотистых волос. Он молчал, а рот его был открыт, и казалось, что избитое лицо его кричало. На нем широкая ночная рубаха, рукава ее сбиты на плечи, точно измятые крылья, незастегнутый ворот обнажает грудь. В его теле было что-то холодное, рыбье, глубокая ссадина на шее заставляла вспоминать о жабрах.
Появлялась Варвара, непричесанная, в ночных туфлях, в измятой блузе; мрачно сверкая глазами, она минуту-две слушала рассказ Клима, исчезала и являлась снова.
- Я не знаю, что делать, - сказала она. - У меня не хватит денег на похороны...
Диомидов приподнял голову, спросил со свистом:
- Разве я умираю?
И закричал, махая рукой:
- Я не умираю! Уйдите... уйдите все! Варвара и Клим ушли, Лидия осталась, пытаясь успокоить больного; из столовой были слышны его крики:
- Отвезите меня в больницу...
- Не верю я, что он сошел с ума, - громко сказала Варвара. - Не люблю его и не верю.
Пришла Лидия, держась руками за виски, молча села у окна. Клим спросил: что нашел доктор? Лидия посмотрела на него непонимающим взглядом; от синих теней в глазницах ее глаза стали светлее. Клим повторил вопрос.
- Помяты ребра. Вывихнута рука. Но - главное - нервное потрясение... Он всю ночь бредил: "Не давите меня!" Требовал, чтоб разогнали людей дальше друг от друга. Нет, скажи - что же это?
- Навязчивая идея, - сказал Клим. Девушка снова взглянула на него, не понимая, затем сказала:
- Я - не о том. Не о нем. Впрочем, не знаю, о чем я.
- Он и раньше был ненормален, - настойчиво заметил Самгин.
- Что тут нормально? Что вот люди давят друг друга, а потом играют на гармонике? Рядом с нами до утра играли на гармонике.
Вошел Макаров, обвешанный пакетами, исподлобья посмотрел на Лидию:
- Вы - спали?
Не взглянув на него, не ответив, она продолжала пониженным голосом:
- Нормально - это когда спокойно, да? Но ведь жизнь становится все беспокойнее.
- Нормальный организм требует устранения нездоровых и неприятных раздражений, - сердито заворчал Макаров, развязывая пакеты с бинтами, ватой. - Это - закон биологии. А мы от скуки, от безделья встречаем нездоровые раздражения, как праздники. В том, что некоторые полуидиоты...
Читать дальше