Максим Горький - Зыковы

П а в л а. Совсем? За что?

Т а р а к а н о в. Окончательно. За то, что он Россию не любит...

П а в л а (вздохнув). Не понимаю...

М и х а и л. Матвей Ильич сам ничего не понимает.

Ц е л о в а н ь е в а. Со стариками-то как нынче говорят!..

М и х а и л. Старики сами сознаются, что живут в смятении понятий. Значит - подождите учить!

Ц е л о в а н ь е в а. Разве я учу? Бог с тобою!..

(Идёт на террасу. Стёпка, оглянувшись, насыпает в карман себе сахар.)

П а в л а. Да не обижайтесь вы друг на друга! Зачем?

Т а р а к а н о в. Для развлечения больше.

М и х а и л. Вот именно...

П а в л а. Миша, сыграйте вашу песенку про девушку...

М и х а и л. Не хочется...

П а в л а. Ну, пожалуйста...

М и х а и л (взглянув на неё). Родителей надо слушаться.

(Настраивает гитару, Тараканов набивает трубку, раскуривает.)

М и х а и л (говорит речитативом, аккомпанируя тихонько на гитаре). Полем девушка тихо идёт. Я не знаю - кто она? Не её ли моё сердце ждёт, Грустью околдовано?

Т а р а к а н о в. Что же это за девушка?

П а в л а (с досадой). Не мешайте! Это - мечта.

Т а р а к а н о в (вздыхая). Вообще, значит, девушка. Понимаю. Но в этом случае - надобно жениться...

П а в л а. Ах, да не мешайте же!

(Во время чтения на террасе явился Муратов, в костюме для верховой езды, с хлыстом в руках. Слушая Михаила, он иронически морщится.)

М у р а т о в (сходя в сад). Какая поэтическая картина: варенье варят, сладкие стихи читают... Добрый день, Павла Николаевна, вы всё хорошеете! Отставной проповедник правды и добра - приветствую! Здравствуй, Миша...

(Его встречают молча, он садится рядом с Павлой; она жмётся, отодвигаясь от него. Тараканов, молча поздоровавшись, уходит в глубь сада, угрюмо оглядываясь на лесничего.)

М у р а т о в. Прошёл насквозь весь дом - пусто!

П а в л а. Тётя Соня дома...

М у р а т о в. Потом услыхал тихий звон гитары... Чьи это стихи, твои, Миша?

М и х а и л. Мои... А - что?

М у р а т о в. Плоховато. Впрочем, для домашнего употребления, вероятно, и это годится.

П а в л а. Позвать тётю?

М и х а и л (усмехаясь). Сиди, я позову...

П а в л а. Лучше я...

М у р а т о в. Почему же - лучше?

П а в л а. Не знаю. Ну, пускай Миша...

(Михаил идёт, оставив гитару; Муратов взял её, наклонил голову к Павле.)

М у р а т о в. Хорошо быть военным писарем, - это очень смелые люди они прекрасно ухаживают за барышнями и дамами. Как вы находите?

П а в л а. Я не знаю, не видала.

М у р а т о в. Писаря - и парикмахеры тоже - очень любят играть на гитарах.

П а в л а. Да?..

М у р а т о в. Вы - плохая Ева, у вас мало любопытства... Вас не интересует, почему я стал так часто бывать здесь, а?

П а в л а (смущённо). Нет... Не интересует...

М у р а т о в. Очень сожалею. Хотелось бы, чтобы вы подумали об этом...

П а в л а. Вы - старый знакомый тёти Сони...

М у р а т о в. Знакомый я старый, но душа у меня молодая, и её влечёт к молодому, как вас, например, к Мише, очень глупому парню...

П а в л а (волнуясь). Он - вовсе не глупый...

М у р а т о в. Я его знаю лучше, чем вы... Он же постоянно пьянствует со мною...

П а в л а. И меня вовсе не влечёт...

М у р а т о в (тихо напевает). "Старый муж, грозный муж..."

П а в л а (встала). Это - неправда!

М у р а т о в. Что - неправда?

П а в л а. Всё! Всё, что вы говорите! И я не хочу с вами... Вы нарочно меня...

М у р а т о в. Что - нарочно?

П а в л а. Я не знаю, как сказать. Вы надо мной смеётесь...

(Быстро идёт прочь.)

М у р а т о в (вынимая портсигар, следит за нею, вздыхает). Дурочка...

(Тихонько бьёт кончиком хлыста по струнам гитары. Из-за угла террасы выглянула Целованьева и - спряталась. Из дома выходит Софья, остановилась на верхней ступени, глубоко вздохнула.)

С о ф ь я. День-то какой прекрасный...

М у р а т о в (вставая навстречу ей). Жарко и пыльно... Здравствуете?

С о ф ь я. Вы чем Павлу расстроили?

М у р а т о в. Я?

С о ф ь я. Ну, ну, не играйте, не поверю ведь...

М у р а т о в. Она меня очень забавляет.

(Анна Марковна у жаровни. Стёпка около неё.)

М у р а т о в. Что - скоро идиллия превратится в драму?

С о ф ь я (строго). Не говорите пустяков! Вы привезли, наконец, бумаги?

М у р а т о в. Нет. Мой письмоводитель такой лентяй!

С о ф ь я. Ну, и вы тоже трудолюбием не отличаетесь.

М у р а т о в. Я - принципиально ленюсь. С какой стати я буду трудиться для диких людей, которые неспособны оценить значение моего труда?

С о ф ь я. Это вы говорили не однажды...

М у р а т о в. Значит - я говорю это серьёзно.

С о ф ь я. А не ради оригинальности?

М у р а т о в. Я живу среди людей бесчестных, ленивых, некультурных... и не хочу, нахожу бесполезным делать для них что-либо... Это - понятно, надеюсь?