Фридрих Горенштейн: Старушки

Фридрих Наумович Горенштейн

СТАРУШКИ

Ощипанная курица лежала на липкой газете, и старушка в прозрачном хлорвиниловом дождевике, надетом поверх халата, пыталась вскрыть эту курицу ножом.

- Мама,- сердито позвала старушка,- господи, я же просила подержать...

На кухню вошла другая старушка, ниже и суше, в белом длинном платье и вязаных тапочках.

- Зачем ты надела белое платье,- крикнула старушка-дочь,- специально, чтобы меня позлить, да?

Старушка-мать молча улыбнулась, подошла к кухонному столу и положила ладони на курицу.

- Не здесь,- крикнула старушка-дочь,- видишь, ведь с горла капает кровь... Ты вся вымазана. Господи, шея, руки, лицо... Как ребенок...

Она вздохнула, положила нож, подошла к крану и долго мыла руки. Старушка-мать стала у раскрытого окна, глядя на шелестящее под окном дерево и на раскаленную булыжную мостовую.

Мать и дочь были до того похожи на первый взгляд, что, лишь приглядевшись, можно было обнаружить: глаза у них разные - у матери бледно-голубые, у дочери - темно-коричневые. Под глазами у дочери кожа набрякла, провисла мешочками. Кожа у матери, наоборот, выглядела чище, более тугой, может, потому, что, в отличие от дочери, была совсем лишена жира, и от этого лицо ее казалось даже моложе.

Старушка-дочь взяла синюю губку, подставила под кран, подождала, пока губка напитается водой, и провела ею по намыленным щекам матери. Матери, видно, было щекотно, она хмыкнула и попробовала оттолкнуть губку, но дочь еще ниже пригнула мать над раковиной. Кончив умывать, она насухо вытерла мать ворсистым полотенцем, усадила ее на табуретку у подоконника, поставила на подоконник блюдечко, высыпала туда из кулька сливы, вновь натянула облепленный перьями дождевик и принялась кромсать кухонным ножом курицу. Ей удалось сделать надрез, она всунула в надрез руку, и в этот момент трижды постучали в дверь, затем, наверно, разглядели звонок и позвонили, тоже трижды. Старушка-дочь пожала плечами, крикнула матери:

- Только не глотай сливы с косточками,- и пошла отпирать. Она приоткрыла дверь на цепочку и увидела в просвете какого-то молодого человека.

- Вам чего? - спросила она.- Если вы из коммунхоза, готовьтесь к скандалу.

- Здравствуйте,- сказал молодой человек.- Я не из коммунхоза. Мне нужна,он расстегнул "молнию" на кожаной папке, вынул оттуда бумажку,- мне нужна Конькова Клавдия Петровна.

- Это моя мать,- растерянно сказала старушка-дочь,- странно... А кто вы?

Молодой человек вынул из бокового кармана удостоверение и показал.

- Странно,- повторяла все время старушка-дочь,- здесь какая-то ошибка... Мама,- позвала она,- к тебе из органов.

- Вы не волнуйтесь,- сказал молодой человек,-- это по поводу заявления вашего внука... Вернее, внука гражданки Коньковой... В связи с реабилитацией сына гражданки Коньковой.

- Ах, да, да,- обрадованно засуетилась старушка-дочь,- Володя писал... Господи, да что же я двери не отпираю... Мама, к тебе по поводу Васи... Вы проходите, извините...- Она захлопнула дверь, откинула цепочку и снова открыла дверь.- Сюда, сюда,- сказала она,- в комнату... У нас не убрано... Мама...

Молодой человек был рыжеват, щеки, лоб, руки, даже уши в веснушках. Он вошел слегка сутулясь, на нем был белый костюм из шелкового полотна, импортные босоножки, несмотря на жару, рубашка под галстуком. В комнате стояли две кровати, одна у открытых балконных дверей, двуспальная, никелированная, вторая у противоположной стенки, железная, узенькая. Между кроватями стол, какой обычно устанавливают в гостиной, овальный, на гнутых фигурных ножках. Полировка с него полностью слезла, остались лишь кое-где островки. Стол был близко придвинут к стене, а у стены стояло некое подобие скамьи-дивана, тоже очень старое, со спинкой из плетеной грязной соломы. Стояли также два стула с круглыми спинками, какие теперь не изготовляют, причем оба в беспорядке, один посреди комнаты, а второй у зеркального шкафа. Шкаф был сравнительно новым, поблескивал. Посреди стола помещалось пластмассовое коричневое блюдце, очень пыльное, и в нем лежали, громко тикая, карманные кировские часы в стальном корпусе и несколько монет. Рядом с блюдцем в тарелке лежал искромсанный, облепленный мухами арбуз. Мухи ползали также в лужицах вокруг тарелки.

- Полно мух,- сказала старушка-дочь,- тут рядом бойня.

Она прогнала мух, взяла арбуз левой рукой, понесла его к полубуфету, но правая рука была липкая, и она остановилась в нерешительности, видно, боялась испачкать дверцы.