Александр Городницкий - Деревянные города

Пусть помнят, считают своими,

Довольно на это причин,

Пускай хранит наше имя

Серьезная память мужчин,

Тяжелая память мужчин,

Надежная память мужчин.

Самое интересное, что мотив почти полностью совпал с мотивом другой моей экспедиционной песни, написанной позже...

ПЕРЕКАТЫ

Все перекаты да перекаты.

Послать бы их по адресу!

На это место уж нету карты

Плыву вперед по абрису.

А где-то бабы живут на свете,

Друзья сидят за водкою.

Владеют камни, владеет ветер

Моей дырявой лодкою.

К большой реке я наутро выйду.

Наутро лето кончится.

И подавать я не должен виду,

Что умирать не хочется.

И если есть там с тобою кто-то,

Не стоит долго мучиться:

Люблю тебя я до поворота,

А дальше - как получится.

x x x

Когда мы уйдем от комнат,

От солнцем нагретых листьев,

О нас не доверьте помнить

Женщинам нашим близким.

Пусть нас не считают своими,

Печальных не ждут годовщин,

Пускай сохранит наше имя

Надежная память мужчин.

Когда упадем мы навзничь,

Когда не откроем глаз,

Пускай они будут праздничны

И выпьют они за нас.

Пусть женщин не будет с ними,

От разных на то причин,

Пускай сохранит наше имя

Тяжелая память мужчин.

А женщины, что там женщины,

Вопрос до предела прост:

До гроба любовь обещана,

А дальше - какой с них спрос?

Прижмутся губами ночными

К чужому рисунку морщин...

Пускай сохранит наше имя

Упрямая память мужчин.

Пусть наши сердца хранит она

И песни поет спьяна,

Болотом и ветром испытана

И спиртом обожжена.

ЗА БЕЛЫМ МЕТАЛЛОМ

В промозглой мгле - ледоход, ледолом,

По мерзлой земле мы идем за теплом,

За белым металлом, за синим углем,

За синим углем - да за длинным рублем.

И карт не мусолить, и ночи без сна,

По нашей буссоли приходит весна,

И каша без соли пуста и постна,

И наша совесть - чиста и честна.

Ровесник плывет рыбакам в невода,

Ровесника гонит под камни вода,

А письма идут неизвестно куда,

А в доме, где ждут, неуместна беда.

И если тебе не пишу я с пути,

Не слишком, родная, об этом грусти:

На кой тебе черт получать от меня

Обманные вести вчерашнего дня?

В промозглой мгле - ледоход, ледолом,

По мерзлой земле мы идем за теплом,

За белым металлом, за синим углем,

За синим углем - не за длинным рублем.

ЧЕРНЫЙ ХЛЕБ

Я, таежной глушью заверченный,

От метелей совсем ослеп.

Недоверчиво, недоверчиво

Я смотрю на черный хлеб.

От его от высохшей корочки

Нескупая дрожит ладонь.

Разжигает огонь костерчики,

Поджигает пожар огонь.

Ты кусок в роток не тяни, браток,

Ты сперва оглянись вокруг.

Может, тот кусок для тебя сберег

И не съел голодный друг.

Ты на части хлеб аккуратно режь,

Человек - что в ночи овраг.

Может, тот кусок, что ты сам не съешь,

Съест и станет сильным враг.

Снова путь неясен нам с вечера,

Снова утром буран свиреп.

Недоверчиво, недоверчиво

Я смотрю на черный хлеб.

...Так невесело кончилась для меня детская романтика быстрых и героических открытий. Итогом же месячного голодания в осенней тайге стала песня "Черный хлеб".

В последующие два года мне довелось руководить большой геофизической партией, которая работала на реке Сухарихе, неподалеку от Игарки, где были обнаружены халькозин-борнитовые руды с редкометалльными включениями, и надо было проследить рудные тела с помощью электроразведки для последующего разведочного бурения. Работы эти проводили по договору с Красноярским геологическим управлением и были хотя и тяжелыми, но привязанными к одному месту, так что прежней "съемочной" экспедиционной экзотики в них уже не было, а был жестокий производственный план.

Экзотические события тем не менее все-таки случались.

Неподалеку от нас, ниже по течению реки Сухарихи, стояла большая производственная разведочная партия Красноярского геологоуправления, в которой было около десятка геологов и шесть десятков буровиков, большей частью из бывших "зеков", людей пьющих и отчаянных. Женщин у них в партии не было совсем, и поэтому, бывая у нас по-соседски в гостях, они, и прежде всего бригадир буровиков - огромного роста рыжий детина, которого все звали просто Федя, положили глаз на нашу лаборантку Нину Орлову, отличавшуюся высокой грудью, кокетливой улыбкой и пышными светлыми кудрями. (Здесь и ниже, по понятным причинам, имена и фамилии женщин изменены.)

В конце августа во всех геологических партиях в те поры шумно и пьяно отмечали Всесоюзный день шахтера - собственного дня тогда у геологов еще не было. Как раз накануне основной отряд геофизиков из нашей партии отбыл на соседнюю речку Гравийку, чтобы готовить там новый полигон. В старом лагере, кроме меня, остались только старик повар, один молоденький практикант и Нина, занимавшаяся вычерчиванием какой-то отчетной карты. Мы не знали, что к нашим соседям по случаю праздника завезли самолетом из Игарки десять ящиков спирта. Вечером того же дня до нас донеслась беспорядочная ружейная пальба, рев тракторов, и в небо над лесом одна за другой взлетели несколько ракет. "Гуляют ребята", - равнодушно, хотя и не без зависти, произнес старик повар и, постукивая деревянной ногой, приобретенной на каком-то лагерном лесоповале, отправился спать.