Козьма Прутков - Сочинения Козьмы Пруткова

4) комедия эта вовсе не «провалилась»; так можно выражаться лишь о неуспехе обыкновенном, а ее падение было вполне необыкновенно. Она не «провалилась», но поразила всех неожиданностью и небывалостью своего содержания и употребленных в ней автором новых сценических приемов; она осталась неоцененною и неразгаданною, потому что была изъята из театрального репертуара тотчас же после первого представления. Так остались бы доселе непонятыми Гомер, Шекспир, Бетховен, если бы произведения их были прослушаны только по одному разу. Это сознавал и покойный Косьма Петрович Прутков, а потому и не отчаялся, но продолжал писать — и увенчался бессмертием.

Во всяком случае, благодарю рассказчика анекдота за отзыв, что комедия эта «принадлежала перу одного из аристократов», благодарю потому, что вижу в этом благоговейное уважение с его стороны к покойному Косьме Петровичу Пруткову, а я всегда был и есть непременным его членом. Скажу откровенно, что я присутствовал и на знаменитом этом представлении, вместе с другими членами покойного, и все мы были одинаково восхищены не только пьесою, но и ошеломлением публики; а недовольны были только вялою, будто бы невольною игрою актеров, кроме Мартынова и Толченова 1-го.

Имя автора не значилось на афише, но было скрыто под буквами «Y и Z», т. е. под самыми последними буквами азбуки, притом еще чужеземной! Но молва, кажется, огласила имя автора, и таким образом фактически подтвердилась мудрость его афоризмов, напечатанных впоследствии в «Современнике»:

«Великий человек подобен мавзолею».

«Гений подобен холму, возвышающемуся на равнине».

«Эгоист подобен давно сидящему в колодце».

«Усердный врач подобен пеликану».

«Одного яйца два раза не высидишь».

«Поощрение столь же необходимо гениальному писателю, сколь необходима канифоль смычку виртуоза».

«Вещи бывают велики и малы по воле судьбы и обстоятельств и по понятиям каждого».

Я, кажется, привел уже несколько неподходящих к настоящему делу афоризмов покойного Косьмы Пруткова, но не могу воздержать своей любви к нему и потому продолжаю для заключения:

«Жизнь — альбом, человек — карандаш, дела — ландшафт, время — гумиластик: и отскакивает и стирает».

«Военные люди защищают отечество».

«Ничего не доводи до крайности: человек, желающий трапезовать слишком поздно, рискует трапезовать на другой день поутру».

«Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий».

«Иной певец подчас хрипнет».

«На чужие ноги лосины не натягивай».

«Не всякому офицеру мундир к лицу». «Не всякий генерал от природы полный».

«Не всякий капитан исправник»

«Не все стриги, что растет».

«В сепаратном договоре не ищи спасения».

«Не ходи по косогору,— сапоги стопчешь!»

«И египтяне были в свое время справедливы и человеколюбивы!»

Не сомневаюсь, что в настоящее время покойный сказал бы: «И англичане были в свое время справедливы и человеколюбивы!»

Надеюсь, достопочтенный редактор, что вы не откажете напечатать все это в вашей газете, по уважению к памяти покойного Косьмы Петровича.

Ваш искренний доброжелатель

Непременный член К. Пруткова.

С.-Петербурь 30 марта (11 апреля) 1877 года (annus, i).

2

Однажды я выступал уже в вашей газете для защиты блаженной памяти Косьмы Петровича Пруткова, именно: в апреле 1877 года, в № 392 вашей газеты. Г. редактор! Вы снова принуждаете меня к этому, затронув опять драгоценную для всей России память ошибочным сведением о покойном.

В предпрошлом воскресном нумере вашей газеты смело высказаны две несправедливости про покойного Косьму Петровича Пруткова: 1) будто он не существовал, будто он псевдоним, и 2) будто под его именем писал, между другими, покойный Ив. Ив. Панаев. Поспешите, г. редактор, из уважения к русской истории и к печатному слову, исправить эти две несправедливости.

Во-первых, о существовании и даже славном существовании Косьмы Петровича Пруткова известно не только современникам его, бывшим сослуживцам и подчиненным, но — смело скажу — всей грамотной России и, может быть, даже образованным из иноземцев. Он не только жил среди нас, но возбуждал и продолжает возбуждать зависть и подражание; он известен не только по своей частной жизни, но также своею примерно усердною и полезною службою, как начальник Пробирной Палатки, в которой достойно дослужился чина действительного статского советника. Это не мелкие факты, г. редактор; и мне странно, как вы не знаете их! Об этом, помнится, было напечатано и в некрологе его превосходительства, в «Современнике» 1863 года. Оттуда же вы можете узнать, что «он родился 11-го апреля 1801 года, недалеко от Сольвычегодска в дер. Тентелевой». Поэтому название родины его вошло в известную общерусскую поговорку (особенно прежние, современные К. П. Пруткову, петербургские сановники говаривали часто: «Смотри ты у меня! сошлю тебя в Тентелеву деревню!»); и поэтому же большая часть его бессмертных сочинений носит пометку 11 апреля, или 11 какого-либо другого месяца. Поэтому и я пишу эти строки сегодня, 11 октября.