Владимир Губайловский: Живое сердце

Хотя, возможно, все мои слова не более чем чистоплюйство. Мне предложено переменить работу, пойти на этот мылокомбинат. Как выяснилось, дело полным ходом идет и перспективы необъятны. Они купили технику; теперь необходимо написать программы учета и контроля и т.д., чем, собственно, всю жизнь и занимаюсь. Но техника - конечно, не сравнить с конторской нашей полуразвалюхой. Ответа я не дал, сказал, что я подумаю. Он дал мне трое суток на размышление и осознанье величия и важности трудов, мне предстоящих, если я решусь. Нет, диссидентов я не понимаю. Все эти посиделки-переглядки, листовки на машинке, разговоры и книжки запрещенные. Не знаю, по-моему, вся эта болтовня банальнейшее самоублаженье: "Смотрите все, как я борюсь за правду". Ну, здесь-то их, положим, не увидит никто почти, красуются они лицом на Запад, чтобы заработать свой небольшой, но прочный капиталец защитника, борца. Потом уехать, конечно, с помпой: выгнали, лишили родной земли, обидели беднягу. А там уже в спокойной обстановке ч писать статьи, и пожинать плоды, и выступать по радио "Свобода". Нет, есть, конечно, искренние люди, но эти просто дураки слепые. Ведь изменить-то ничего нельзя: как было, так и будет, хоть ты что хоть выпрыгни в окно, хоть влезь обратно. Но все-таки там ставка вдвое выше. А техника! Аж слюнки потекли цветные терминалы! Боже мой, ведь это же уму непостижимо. А здесь, ну что? Опять командировки, а денег до зарезу не хватает, дотянешь от получки до аванса и счастлив. Ну подумай, это жизнь? А перспективы? Четко - никаких. Жене, опять же, нужно сапоги. Она свои-то носит десять лет. Нет, надо будет с ней поговорить. Наверное, она не согласится, ну, ничего, быть может, уломаю. Ведь там еще надбавки, прогрессивки и премия за перевыполненье процентов двадцать, а глядишь - и сорок. И если не спустить на пустяки, то можно загадать и о машине. Ну, для начала, скажем, "Запорожец", а там, глядишь, быть может, и "Москвич",. а может, даже "Волга". Ладно, брось болтать, тебе до "Волги" плыть и плыть. Нет, это все реально абсолютно, в отличие от всех моральных нравов. Я все-таки решился, и меня добила несерьезная подробность. Я ехал на назначенную встречу, еще не зная толком, что скажу. Но этот новый мой руководитель сказал, что я и близкие родные, когда я принимаю предложенье, имеют право на открепталон. Теперь, чтоб человека схоронить, берут спецразрешенье из райкома, а выдают его совсем не всем. Конечно, я прекрасно понимаю, его почти всегда возможно взять. Всего-то дать кому-то там на лапу, кого-то там подмазать, чтобы все вдруг осознали, что усопший пал в рядах борцов за чистоту рядов. Тогда его торжественно хоронят с оркестром и речами от месткома. Иначе после краткой панихиды, а чаще просто прямиком из морга, труп отправляют на переработку. Но если я сотрудник предприятья, спецразрешенье на меня, жену, детей и на родителей не нужно. Такой открепталон. И я решился. Конечно, это мелочь, предрассудок, но, как ни странно, мне небезразлично останется могила или нет. Конечно, вышло все совсем не так, как рисовалось. Впрочем, деньги платят действительно хорошие. Здесь грех пожаловаться, а в столовой кормят и дешево, и вкусно, прямо рай. Но здесь, во-первых, строгая секретность, ну, это ладно, я не собираюсь пока по заграницам прохлаждаться, а во-вторых - субботники в цеху. Всего раз в месяц, правда, и потом не на разделке же. Даст Бог - привыкну. Теперь я постепенно понимаю, зачем всю эту кашу заварили. И мыло здесь, конечно, ни при чем. А кстати, в магазинах все нормально, по крайней мере - с мылом, но оно французское и финское все больше. Красивые такие упаковки. У нас так не умеют. Даже вещь хорошую и нужную в такую дерюгу завернут - взять в руки страшно. А впрочем, мы привыкли, лишь бы было. Работаем-то мы на оборонку, и потому все наше предприятье относится к каким-то средне-общим безликим безымянным министерствам. Они из трупов получают яд какой-то жуткой силы и лекарства, которым нет цены. Нет, не у нас, у нас с ценой все очень-очень скромно сырье бесплатно, труд почти бесплатно, а в мире чистогана, так сказать. Я, кажется, совсем заболеваю. Пью корвалол, а все щемит, щемит. И мама говорит, что у меня совсем плохое сердце. Надо будет после конца квартала лечь в больницу. Вообще, у нас отличная больница, но почему-то я туда боюсь ложиться. И в семье не больно ладно. Все вроде бы нормально, да не все. А мы теперь живем почти богато. Теперь не вспомню, где я прочитал: "Наш мир зависит только от того, как мы с тобою смотрим на него". Читать дальше