Лев Гумилевский - Судьба и жизнь, Воспоминания (Часть 3)

Несомненно, что ускорению и усилению биогенной миграции атомов элементов вполне отвечает современное развитие техники и науки. Как нельзя более, впрочем, отвечает им и вся история человечества с ее бесконечными войнами и гонкой вооружений. Быть может, народы, достигшие высокой культуры и потом исчезнувшие или выродившиеся - Египет, Греция, Рим, Византия,- гибли потому, что культура и техника их жизни не отвечали ускорению и усилению биогенной миграции атомов. Вернадский указывал, что советская культура идет в унисон с геологическим процессом и потому, очевидно, мы выживем в любых условиях, в том числе и атомных.

О биогенной миграции атомов элементов очень сильно и выразительно говорил еще у Шекспира Гамлет на могиле Офелии с черепом Йорика в руках:

Могучий Цезарь ныне прах и тлен.

И на поправку он истрачен стен:

Живая глина Землю потрясала,

А мертвая - замазкой печи стала!

Миграция элементов, производимая жизнью, понятна была и ранее: "земля еси в землю и отыдеши",- читаем мы в Евангелии.

Но истина не в том, что жизнь производит миграцию атомов элементов, а в том, что миграция атомов элементов производит жизнь - это и есть тот механический принцип, который открылся Вернадскому. Как истинный мудрец, Вернадский не связывал с ним вопросов морали и этики, он принимал его как установленный и независимый от нашей воли факт, так же спокойно и мудро, как принимал и собственное "распадение на атомы и молекулы". Всю жизнь, признается он, научные искания его шли в одном и том же направлении выяснении геологического процесса изменения жизни на Земле как на планете, "конца, размеров и значения чего мы не знаем".

Но значение введенных им в науку биогеохимических идей он видел ясно и писал: "Изучение биогеохимических явлений в своем возможно глубоком подходе вводит нас в область неразрывного проявления явлений жизни и явлений физического строения мира, в область новых построений научной мысли будущего. В этом глубокий и научный и философский, жгучий современный интерес проблем биогеохимических".

В сущности, Вернадский первым в мире и в истории человечества объяснил, кто мы, для чего и почему существуем на планете.

После неудачных попыток разных религиозных деятелей и философов ответить на этот вечный вопрос, Вернадский отвечает на него впервые строго научно и убедительно, основываясь на эмпирических фактах, а не на вере и откровении.

Понадобится много времени и жестокой борьбы с привычным мышлением, прежде чем идеи Вернадского станут всеобщим достоянием. Я же счастлив тем, что сделал едва ли не первый шаг к ознакомлению широких кругов с этими идеями, которые несомненно победят и умы и сердца человеческие.

"Нужно сто лет для того, чтобы прийти к истине,- писал Н. Г. Чернышевский, повторяя слова Гумбольдта,- и еще сто лет для того, чтобы начать следовать ей".

Так было с учением И. П. Павлова. Так будет и с учением В. И. Вернадского...

8

Три основных фактора до неузнаваемости изменили мир на моих глазах: культурный рост человечества, крушение гуманизма и необратимый разгром природы.

Мой первый школьный год в 1899 году закончился участием в Пушкинских торжествах, по случаю столетия со дня рождения великого поэта. Это было первое всенародное, открытое и бесспорное чествование Пушкина. Нам роздали книжки с его стихами и вступительной статьей. Она начиналась так: "Пушкин и Гоголь, Гоголь и Пушкин - вот два имени, которые знает каждый русский человек".

Потом нас водили в сад Сервье. где доживал свой век старый деревянный театр с дощатой галереей. В театре нам показывали "Бориса Годунова", а в галерее поили чаем с булками и конфетами. Француза, строившего театр, давно уже не было в живых, да и сам театр скоро сгорел. На месте пожарища развели цветник, а затем, в глубине сада, построили новый каменный театр. Он назывался Общедоступным и принадлежал "Обществу трезвости". Этот театр поглотил мою юность и сделал в душе актером, а еще больше мечтателем.

Начальную школу я оканчивал в 1901 году, тогда отмечалось сорок лет со дня освобождения крестьян. Нам опять роздали книжки, пожертвованные попечителем училища графом Нессельроде. Когда служили молебен, граф стоял впереди наших ученических рядов: он был в белых штанах, расшитом золотом мундире и с треугольной шляпой в руках. На книжной обложке художник нарисовал простую девочку в платке, и я до сих пор еще умею нарисовать женскую головку, покрытую платком.