Мехти Гусейн - Утро

- Как же! Знаю, бек! - восторженно сказал Тураб. - Трудно сыскать в Баку жителя, который не знал бы его... Один раз я даже видел Мешадибека. Это было на Кубинке. Он произносил речь перед народом. Говорят, что Мешадибек скоро окончит ученье в Петербурге.

- Он уже здесь, - не без гордости сообщил Рахимбек, снова принимаясь перебирать четки. - С недельку, как приехал. Стал инженером. На днях, я слышал, даже писали о его приезде в газете. - Он опустил веки, задумался и после недолгого молчания добавил: - Другие времена! Нам наши отцы вот не дали приличного образования. Научили кое-как грамоте, на том и успокоились... Так мы и остались невеждами. Э! - отмахнулся Рахимбек. Стоит ли об этом горевать? Что было, то прошло. Теперь уже не поможешь...

Однако в тоне, которым были произнесены эти слова, не чувствовалось сильного огорчения. Рахимбек придерживался убеждения, что состоятельным людям незачем годами мучить своих детей в школе. В этом он не видел проку. "Научился держать в руке перо, - и хватит. Главное, чтобы умел хорошо зарабатывать деньги".

Между тем угли уже стали перегорать.

- Эй, ты, Гейдарали! - закричал Рахимбек, посмотрев на жаровню и увидев, что жар постепенно тает и покрывается тонким слоем пушистого пепла. - Долго там будешь еще возиться? - Затем он обернулся к юноше. - Ну, ладно, ступай домой, а с завтрашнего дня придешь на завод и приступишь к работе. Первый месяц, пока пройдешь испытание, поработаешь бесплатно. Сам знаешь, так уж заведено...

В глазах Тураба засияла радость. Не зная, как унять волнение, он вдруг зажал папиросу в зубах и, чиркнув спичкой, начал закуривать.

Выражение лица Рахимбека мгновенно преобразилось. Он насупил брови и, сощурившись, впился суровым взглядом в бледный лепесток спичечного пламени.

- Эй, послушай, сынок, - вдруг сказал он сухо, - я совсем позабыл, место уже обещано другому. Я не смогу, пожалуй, принять тебя в контору.

Юноша шарахнулся, точно его обдали кипятком. Горький табачный дым застрял, в горле, во рту пересохло. Бек, разумеется, неспроста так внезапно изменил решение. И когда это дошло до сознания юноши, он совсем упал духом. Угораздило же его закурить при хозяине! Но было поздно. Опрометчивый шаг сделан, и теперь, конечно, ничто не сможет смягчить Рахимбека. Все же юноша решил извиниться.

- Простите меня, бек, - умолял он. - Ведь вы сами разрешили... Иначе я никогда бы не осмелился закурить в вашем присутствии. - Глаза его затуманились, тонкие синеватые губы задрожали. - По правде сказать, я отнесся к вам, как к отцу...

Рахимбек помрачнел, как туча.

- Ты, оказывается, просто глуп. Я разрешил тебе закурить. Это верно. Но разве в этом дело? Зачем было зажигать спичку, когда перед тобой полная жаровня горячих углей? Если хочешь знать, я не выношу расточительности, особенно в тех, кому и разбрасываться-то нечем. Послушай, Гейдарали! крикнул Рахимбек. - Тащи сюда шампуры и выпроводи этого... миллионера...

Вытирая тыльной стороной руки брызнувшие из глаза слезы, Тураб поднялся на ноги. И когда проворный Гейдарали, держа в каждой руке по паре шампуров с насаженными на них кусочками жирной баранины, подскочил к жаровне, "миллионера" уже как ветром смело с веранды.

Глава четвертая

Рашиду, сыну Рахимбека, пошел двадцать четвертый год, а он все еще был холостяком, повесничал, кутил в ресторанах, разъезжал по главной улице на самом дорогом фаэтоне. Это не могло не тревожить набожных родителей-мусульман, которые давно хотели видеть сына остепенившимся человеком, и они сосватали ему дочь одного из своих дальних родственников.

Они уже преподнесли, как полагалось по обычаю, обручальное кольцо невесте и теперь с нетерпением ждали того дня, когда Рашид приведет в дом молодую жену и заживет солидно, по-семейному. Со своей стороны, отец с матерью делали все. Оставалось только назначить день свадьбы и подготовиться к торжествам.

Однако Рашид и слышать не хотел о женитьбе. Всякий раз, когда заходила об этом речь, он упорно отнекивался. Споры между отцом и сыном с каждым днем становились ожесточеннее. Рахимбек был в полном отчаянии. Он считал, что если Рашид будет продолжать упорствовать, то скандала не миновать. И родителям жениха и родителям невесты грозил неслыханный позор.

- Не женюсь, - и все! Кто говорит со мной об этом, тот мой враг! яростно отвечал Рашид, когда кто-нибудь отваживался уговаривать его или объяснять ему, в какое неудобное положение он ставит достойную девушку.

Он уперся на своем, и никто не знал толком, в чем причина.