Сергей Хитун: Дворянские поросята

В моих записях о Революции 17-го года я не мог точно указать дату зверского убийства Кокошкина и Шингарева потому, что хотя я и пробыл в Петрограде почти весь 17-й год, но начало 1918-го года провел в одиночном заключении в Таганской тюрьме в Москве. На этот вопрос Керенский ответил следующим:

- Будьте очень строги к себе, когда пишете об исторических фактах. Оба они, бывшие члены моего Кабинета, были заключены большевиками в Петропавловскую крепость. Оба серьезно заболели. Доктор предупредил их о том, что они будут в безопасности оставаясь в их камерах. Доктор оказался прав. Они оба были застрелены в их же кроватях в Городском Госпитале в январе 1918-го года.

Наконец, мы перешли к обсуждению главного, ради которого я и примчался за 150 миль из Сакраменто в Пало Алто, о Ленских событиях в 1912-м году.

Я спросил Керенского об его мнении насчет причастности моего отца, как Судьи, в деле разбора тяжбы между Ленским Золотопромышленным Товариществом и забастовщиками - тяжбы повлекшей расстрел бастующих шахтеров.

Немного помолчав и глядя куда-то мимо меня, он начал:

- Я еще не был в Государственной Думе, когда меня группа левых-трудовиков назначила для расследования на месте о причинах расстрела рабочих на Лене. Мы остановились в большом доме на главной улице города Бодайбо, а через дорогу была штаб-квартира назначенного Правительством Сенатора Манухина.

Нам приходилось довольно часто выезжать из города на прииски расположенные по обе стороны реки Бодайбо (на протяжении 40-50-ти верст) и вести следствие на местах. Судья Хитун, (он не сказал Ваш отец) - его голос был четок и сух, должен был по иску Ленского Товарищества, согласно закону, подписать акт о выселении рабочих из занимаемых ими бараков. Он исполнял директивы его начальника - Министра Юстиции Щегловитого. Иначе, - его маленькая рука сделала жест в сторону, - иначе он был бы... отозван. - А Щегловитов не хотел навлечь на себя неудовольствие "царства в Царстве" - Лензолото. (Ленское Золотопромышленное Товарищество, при добычи в 750 пудов золота в год, имело активные шэры очень заманчивые для биржевых дельцов.)

Поэтому-то он и послал жандармского ротмистра Трещенкова, заметьте, Керенский сделал некоторую паузу, - не Терещенкова, а

Т-р-е-щ-е-н-к-о-в-а, (у нас в семье знали на память эту разницу) он отчеканил, - чтобы ротмистр подавил забастовку.

В течение нескольких недель, мы выясняли причины забастовки. Условия жизни рабочих были ужасны. Капитан Санжаренко, повинуясь беспрекословно ротмистру Трещенкову, приказал своей полуроте повторить залп даже после того, как толпа легла на землю. Среди 250-ти убитых (-а? С. X.) были женщины и дети, (-а? С. X.)... все это, - он продолжал, - было своевременно описано в книге составленной моим помощником Никитиным.

На мой вопрос о названии этой книги, Александр Федорович тер свой лоб, но вспомнить не мог...

There are always two sides of the story... and the facts Мой отец говорил мне, что всего за несколько минут до расстрела шахтеров к их группе, в волнении ожидавшей грозного приближения четырехтысячной массы, прискакал на взмыленной лошади пристав с тревожной вестью о том, что с Алдана спускается хорошо вооруженный отряд, около ста человек, сформированный из ссыльных на подмогу восставшим рабочим. Эта весть сыграла большую роль в решении Трещенкова немедленно открыть огонь по толпе.

На мой вопрос Керенскому об этом факте, он ответил довольно строго:

- Ничего не слышал об этом мифе!

- Мой отец своевременно донес об этом в Иркутскую Судебную Палату, на что был ответ: "Об этом, как возможном, но не проверенном, говорить в данное время не следует".

- Н-ну, - Александр Федорович приподнял свои плечи, - теперь уж совсем невозможно это проверить. Он был явно недоволен мною, усомнившемуся в полноте его отчета о Ленских событиях.

Кто-то сказал: "Забыть, дать прошедшему зарасти бурьяном путаницы, недомолвок, неправды? - Никогда!".

Пятьдесят четыре года спустя, после расстрела рабочих на Лене, Елизавета Драбкина, в своей статье "Звезды в ночи" ("Известия" - 30-го октября - 5-го ноября 1966 года, "Воскресное Приложение) писала:

"В тот день по глухой приленской тайге, среди тысячи верст бездорожья и безлюдья, пробирался небольшой отряд, вооруженный самым разнокалиберным оружием, частью самодельным. Он состоял из ссыльных большевиков, ими командовал Евгений Михайлович Комаров. Он спешил на помощь восставшим рабочим Ленских приисков, жертвам вошедшей в историю "Ленской бойни". Отряд не дошел до места назначения; он был окружен и расстрелян стражниками".