Сергей Хитун: Дворянские поросята

- Вы можете идти теперь. Но помните, что Вы все-таки будете наказаны. Я еще подумаю о степени наказания, - окончил Лаголин, слегка смягченный после высказанных нравоучений.

- Кто Вас видел... когда... Вы делали... это, - воспитательские пальцы как бы солили воздух пока он подбирал подходящие для случая слова, - этот грязный салют?

- Щегол.

- Кто это щегол? - поднял брови Лаголин.

- Николай Евфимович, - пояснил Проценко.

- Почему Вы зовете Надзирателя птичьим именем? - спросил сухо воспитатель.

- Вся гимназия зовет его так.

- Идите! Лаголин махнул рукой на выход, с поджатыми губами и помрачневшим лицом.

Проценко твердо знал, что ему не будет наказания. Добродушный, сентиментальный, восторженный воспитатель 3-го Отделения, Виктор Петрович Лаголин - Кандидат Юридических Наук, был слишком дружественным в отношениях к своим воспитанникам, чтобы их наказывать. Настолько дружественным, что воспитанники делились с ним всеми своими любовными проблемами. Это делалось с такими подробностями и откровенностью, что эмоциональный Лаголин влюблялся по очереди во всех гимназисток, победы над которыми горделиво обсуждались вместе со стратегией для будущих успехов. За его скорее женственные черты характера и лирические теноровые разговорные нотки, воспитанники звали его заглазно "Машкой".

Выйдя из кабинета воспитателя, Проценко очутился в Главном рекреационном зале, где воспитанники 1-го и 2-го отделения играли в пятнашки; они со смехом и вскриками гонялись, шлепали, тащили друг друга за хвосты парусиновых рубах, в азарте пренебрегая какими бы то ни было правилами игры. Многие падали от полученных подножек, но быстро, без жалоб поднимались и пытались сшибить на паркет того, кто сшиб их. Другие, не участвовали в играх или схватках, разогнавшись скользили на подошвах ботинок по глянцевитому паркету во всех направлениях зала.

Отшлепанные и усталые спасались в "доме", касаясь рукой одной из двух кафельных печей в двух концах зала. Малец толстяк с оттопыренными ушами пытался подбить сухощавого черноглазого сверстника, одна рука которого держалась за край подоконника, а другая вцепилась в рукав нападавшего. Закрутив оба кулака в парусинку противника, толстяк тряс его до тех пор, пока тот начал терять равновесие. Тогда быстрым скользящим движением ноги по паркету подсек его ноги и тот повалился на пол. Не отпуская своих кулаков, зажатых в материю косоворотки, толстяк помог подняться упавшему только для того, чтобы, тем же приемом сшибить его вторично. Проценко подошел и наблюдал за борющимися. Когда более слабый шлепнулся в третий раз, толстяк ойкнул... Проценко больно крутанул своим большим пальцем об его гладко остриженную голову. Борцы разошлись.

- За что ты дал мне запятую? - толстяк чесал свое темя, - мы просто играем.

- Ты бычок, Шаповал. играй да не переигрывай! Смотри, Лашкевич уже побледнел, - предостерег Проценко.

- Нет, я не бледный, - протестовал запыхавшийся Лашкевич, - собирая с полу оторванные никелевые пуговицы, - я его... тоже... подшиб... раз.

- Не смей спорить с дядькой (старшим, авторитетом - по самими установленном лексиконе пансионеров), буркнул Проценко. - Шаповал, отвези меня в клозет.

Шаповаленко послушно подставил свою спину.

- А ты, Лашкевич, - продолжал диктовать Проценко, - принеси мне твоих коржиков. Я ведь спас тебя, - и не дожидаясь ответа, отправился на спине Шаповаленко через весь зал в коридор. Уборная была занята, поэтому всадник приказал своей "лошадке", отвезти его в уборную 2-го Отделения, но внезапно слез на пол...

Ниже среднего роста, худой, с военной выправкой, орлиными глазами и таким же носом над его коротко подстриженными усами и бородой, воспитатель 2-го Отделения, барон фон дер Дригген, быстро поднимался по лестнице. Не дойдя до верха, на площадке под часами, он встретился с французом, пансионским инструктором фехтования. Они обменивались оживленными французскими словами о чем-то очевидно курьезном, потому что барон, отбросив от своего "аршин-прогло-тившего" туловища руки назад, вдруг захохотал. Его верхнее "гы" прокатилось гаммой до нижнего "гы" и гулко отдавалось в высоких потолках Пансиона.

- Если баран видел меня на твоем горбу, скажи... ты сам попросил меня... шоб испробовать свою силу, - прошептал Проценко в ухо Шаповаленко, а сам смешался с группой пансионеров, скучившихся в малом рекреационном зале 2-го Отделения, для примерки их зимних брюк и косовороток.

С сантиметром на шее, с булавками зажатыми толстыми губами и с серым мелком в руке, сизоносый, рыжебородый портной Юдашкин вел примерку.