Наталья Аринбасарова - Лунные дороги

В Ленинграде начались бесконечные заседания, экскурсии по городу, а вечерами молодые люди собирались в баре - знакомились, общались, танцевали. Наталья пользовалась большим успехом среди лощеных комсомольских мальчиков.

В один из вечеров Наташа попала в узкую компанию, в которой был художник Илья Глазунов. Шумно, весело, комсомольцы становились все раскованнее, их галстуки сами собой развязывались. Они ухаживали за актрисой, делали комплименты. Вдруг кто-то за спиной сказал:

- А мы думали, что ты сволочь, а ты, оказывается, очень славная девушка!

Наташа обернулась, но так и не поняла, от кого исходила эта фраза.

- Разве можно быть в девятнадцать лет сволочью?

- Мы думали, что ты вышла замуж за Михалкова по расчету. Михалковским сы

ночкам очень хорошо живется, за них все делает их папа, - сказал зализанный на косой пробор молодой человек и скривил рот в гаденькой ухмылке, - Вот Илья Глазунов - он молодец! Он всего в жизни добивается сам, ему никто не помогает! Ненавижу мальчиков, родившихся с "золотыми зубами во рту".

- Но ведь они и сами талантливые, - возразила Наталья, - Ведь не папа же за них

кино снимает и в фильмах играет.

Она посмотрела на Глазунова. Он молчал и тонко улыбался. От этой улыбки Наташе стало не по себе. Глазунов часто бывал у Сергея Владимировича, неприлично заискивал перед сановитым поэтом.

- Пусть им полегче, чем другим, но, они и сами чего-то стоят, раздраженно сказала девушка.

Наталья, тяжело дыша, вышла в фойе. Открыла окно, на нее пахнуло свежим сырым воздухом. "Какой кошмар! Мерзкий слизняк! Фу, надоело, завтра же еду в Москву. Голова болит".

Сзади раздался какой-то шорох, женщина обернулась. Перед ней стоял полный лысоватый человек, робко моргал ресницами:

- Можно мне с вами познакомиться. Я из Югославии, профессор социологии.

Зовут меня Музафер Хаджагич, - сказал он на хорошем русском языке, Вы знаете, я весь вечер наблюдал за вами, от вас идет какой-то свет. Вокруг вас все время были люди, и я стеснялся подойти. Не могли бы вы мне помочь купить пластинки классической музыки, у меня в Москве нет никого знакомых

Наталья коротко кивнула, дала свой номер телефона и ушла.

В Москве Музафер позвонил, Наташа съездила с ним в магазин "Мелодия". Югославский гость был вне себя от восторга: "Я очень люблю классическую музыку, но у нас в Югославии бедный выбор. Хочу жить в России, на родине Лермонтова, где много пластинок!" Он скупил полмагазина, поцеловал девушке руку, и они распрощались.

Через какое-то время пришло письмо из Сараево, где жил Музафер. Он писал: "Я шел по улице и увидел в витрине магазина красивую фотографию. Это было ваше фото. Оказывается, вы кинозвезда, а я и не знал. Так бесцеремонно попросил Вас сопровождать меня в магазин. Простите".

Наталья видела Музафера всего два раза, но в этом милом, печальном человеке было что-то щемяще-одинокое, неустроенное. Они стали переписываться. Потом из Сараево он уехал в Париж преподавать в Сорбонне и продолжал часто присылать Наташе письма и нарядные открытки.

... В 70-ом году, когда Наталья с Андроном расстались, ее вызвали в КГБ. Она вошла в унылую комнату, от ее стен сквозило чем-то пугающим. У кагебешников особенный пронизывающий взгляд, по которому их всегда можно распознать. Напротив Наташи сидел, буравя ее глазами, человек в сером костюме. Он начал задавать вопросы:

- Наталья Утевлевна, объясните, пожалуйста, почему вы ведете переписку с иностранцами? Вы переписываетесь с Китаем, дали свой домашний, алма-атинский и дачный адреса.

Наташа вдруг поняла, что все ее письма прочитывались:

- Я переписываюсь со своей подругой Ван-Мэй, с которой мы росли и жили в одной комнате шесть лет. Она мне как сестра. Но, как вы знаете, последний раз я ей написала в 67-ом году, ответив на ее длинное письмо, в котором говорилось, что в Китае культурная революция, и что она изучает труды Мао-цзе-дуна и что это очень интересно. Тогда-то я и поняла, что писать Ван-Мэй больше не стоит. Это может быть для нее опасно.

- Да, да, - подхватил человек в сером, - Вы могли ей очень навредить. Вы же

знаете, что делают хунвэйбины с теми, кто учился в Советском Союзе. И внезапно спросил - А почему вы переписываетесь с Югославией и Францией? С неким господином... - и он смешно перековеркал имя Музафера.

- С кем, с кем? - вытаращилась Наташа и, воспользовавшись его ошибкой, сказала, - У меня таких знакомых нет.

И он продолжил задавать свои казенные вопросы...