Правда, Юлия дождалась в конце концов своего часа, который настал и пробил. Ждала его без малого двадцать лет. А через двадцать лет все и открылось. И происхождение Иосифово полунизменное-полукняжеское - пятнавшее и маравшее имя великого вождя народов, - и вся его наполовину вражеская гнилая сущность. И сдала мужа Юлия органам с дорогой душой. Впрочем, они бы и без нее со своими задачами и обязанностями справились, не оплошали. Но тогда неизвестно, что стало бы с детьми, которых Юлия и Иосиф нажили совместными усилиями за двадцать лет жизни, любви и согласия. Людям она так и говорила, что пошла на этот подвиг - в смысле, родного мужа разоблачила перед лицом органов и народа - только ради детей, хотя и не без удовольствия. Потому что жили они все двадцать лет действительно в любви и действительно в согласии, но надоел Иосиф Юлии за эти самые счастливые годы ее жизни не хуже горькой редьки. Иначе как можно объяснить наличие у нее на протяжении лет четырех параллельных романов и любовников? Младший сын ее, кстати, родился от одного из них. Не на сто процентов, конечно, но на девяносто девять - точно.
Тут надо сказать, что этот романтический любовник Юлии был человеком высокопоставленным. К тому же графом по происхождению. О чем, естественно, никто не знал и не догадывался. Этот граф умело маскировался под пролетария из крестьян с партийным стажем. Юлия одна все обо всем знала, но она и сама была графиней. Видно, отсюда корни ее особой любви к князьям. Но речь о другом. О том, что и Юлия, и этот вышеупомянутый ее любовник сумели сохранить себя в живых прямо посреди нашей бучи, боевой и кипучей. И произвести на свет потомство. За что осуждать их нельзя. Основной инстинкт, он и есть основной инстинкт - будь ты хоть граф, хоть кто. И от него - от инстинкта - бывают дети.
О трех (или четырех) старших детях Юлии и Иосифа ничего достоверного неизвестно. История о них справедливо умалчивает"...
Удивительно, но после этих слов моя головная боль ослабла, и я смог незаметно уснуть. А проснулся, когда Семенович сказал "в дальнейшем" и замолчал.
Но молчал он недолго. Он сказал:
- Конец еще не окончательный. Конец надо будет подправить и привести в соответствие с ходом истории.
Я сказал Семеновичу, что рассказ мне понравился, хотя я и не уловил родственной связи между его героями и автором.
- Что же тут непонятного? - и он дал мне исчерпывающие пояснения. - Там же ясно сказано, что о трех или четырех детях Юлии и Иосифа достоверно ничего не известно. Сказано?
- Ну, сказано.
- Так вот он, я. Их потомок. Понял? Я есть ветвь одного из тех неизвестных детей. Правда, я еще не знаю - какая, но это дело времени и сил. А у меня и того, и другого хватает.
Больше всего я хотел, чтобы он ушел. И все-таки спросил:
- Ну, и зачем тебе все это нужно?
- Как зачем? - сказал Семенович. И добавил: - Да что с тобой говорить? Недалекий ты человек.
В этот момент кошка покинула укрытие, подошла к Семеновичу и куснула его за палец, торчащий из дырки в шлепанце.
- Ну все против меня, - сказал Семенович и потянулся погладить кошку. Она, само собой разумеется, не далась и снова куснула Семеновича. Теперь за палец руки.
- Ты неправильно воспитываешь животную, - сказал Семенович и пошел к двери.
- Я ее никак не воспитываю, - сказал я и пошел за Семеновичем.
- Про комету слыхал? - спросил Семенович.
- Про какую комету?
Семенович даже обиделся:
- Про какую! Которая конец света детишкам принесет. Не сегодня завтра.
- А, про эту, - сказал я, - про эту слыхал.
Он повернул защелку и вышел на лестницу, не попрощавшись. Я запер дверь и вернулся на диван. В общем, ему можно позавидовать. Занимается черт знает чем и радуется. И голова у него ни о чем не болит. У меня она тоже болит не о чем-то, а сама по себе, без причины.
А возможно, это она на комету так реагирует?
Кошка посмотрела на меня с ужасом и галопом, распушив хвост, бросилась под кресло. Вот и кошка чего-то боится. Чего - непонятно. Грозы-то давно нет. Реагируют ли кошки на приближение комет - вопрос спорный и неизученный. На землетрясения вроде реагируют. На затмения солнечные и лунные - тоже как-то реагируют, на музыку. Моя, например, кошка обожает Лондонский симфонический оркестр, под него она вдохновенно дремлет. А насчет комет ничего слышать мне не приходилось. Может, потому что прилетают они не так уж часто, а может, просто я не интересовался никогда кометами.
После ухода Семеновича все опять повторилось сначала. Я имею в виду мою дурацкую голову или, вернее - ее боль. Так что мне очень быстро пришлось пожалеть о его уходе. Но, может быть, я жалел не о нем, чего о нем жалеть нормальный идиот с обычным ординарным сдвигом по фазе, а жалел я о том, что приход даже такого человека, как Семенович, мне если не в радость, то на пользу. Признаться, я бы с ним поговорил еще. Идиот-то он идиот, а поговорить с ним можно.
Читать дальше