Александр Яшин - Рассказы

Хозяйка с печи опять подала голос:

- Кошка-то, видно, на улицу просится, выпусти!

- Нет, она мышь поймала, играет! - ответил я.

- У, тигра окаянная! Живодер! - с ненавистью сказала хозяйка.

Наконец и я ощутил ненависть к кошке.

Я направил узкий электрический луч прямо в ее бледно-зеленые с серым дымком глаза, когда она, валяясь на спине, жонглировала мышью, как фокусник мячиком, и ослепил ее.

Воспользовавшись этим, мышь сделала последнюю попытку уйти в свое подполье. Но у "тигры" кроме зрения был еще звериный слух.

- У, подлая! - с откровенной ненавистью зашипел я.- Поймала-таки опять! Кровопийца! - И я готов был пнуть ее, потому что вся моя застарелая неприязнь к кошачьей породе поднялась во мне.

Мышь больше не подавала признаков жизни. Кошка мяукала с недоумением, обиженно и гневно толкала ее то левой, то правой лапой, словно бы отступалась от нее, отходила в сторону - мышь не двигалась и лежала либо на боку, либо на спине, задрав кверху голенькие, тонкие, как спички, ножки.

Тогда кошка съела ее. Ела она неторопливо, лениво, щуря глаза и чавкая. Похоже было, что ест без удовольствия, ест и брезгует. Мышиный хвостик долго торчал из ее рта, словно кошка раздумывала: глотать ей эту бечевку или выплюнуть ее. Под конец она проглотила и хвостик.

Хозяйка моя свесила ноги с печи.

- Ты что, полуношник, сегодня долго не спишь?

- Смотрел, как кошка с мышью играла,- ответил я.

- Ой, паре! - охает хозяйка, должно быть, удивляясь моей несерьезности.

- Что - "ой, паре"?

- Ну-ко, надо!

- Что - "ну-ко, надо"?

Хозяйка задумывается и наконец, что-то обмозговав, произносит:

- Тигра - она тигра и есть! У нее свое дело, а у тебя свое. Спи давай!

- Ладно! Давай буду спать.

Я ложусь и засыпаю тревожным тоскливым сном.

1962

ТВОРЧЕСТВО

- Опять каша!

Борька сидел с полным ртом, сопел, дулся и смотрел на всех сердитыми глазами. Его уговаривали, ругали, пытались задобрить. Но ничего не помогло. Обеденных часов в семье стали бояться, как наказания. Мать нервничала, отец рывком вставал и уходил из-за стола.

Горю помог соседский мальчик Ваня. Как-то во время еды, когда за столом не усидела даже многотерпеливая мать, Ваня сказал Борьке:

- Я тоже не люблю кашу, но это ничего. Я тебя научу, будет интересно... Давай делать дорогу!

Борька посмотрел на товарища сквозь слезы, подумал и кивнул головой. Тогда Ваня устроился с ним рядом, пододвинул к себе тарелку, взял ложку из его рук.

- Сначала сделаем тропинку для велосипеда, вот так! - сказал он, провел узкую бороздку через всю тарелку и ложку, полную каши, передал Борьке.Пройдет велосипед?

Борька хмыкнул, но спорить не стал.

-- Пройдет. А кашу куда?

Ваня пожал плечами.

Тогда Борька съел кашу и облизал ложку. А Ваня сказал:

- Сейчас сделаем дорогу такую, чтобы по ней можно было проехать на машине. Делай сам!

Борька взял ложку в обе руки и со скрежетом заскреб дно тарелки. Дорога получилась широкая, но неровная.

-- Подчисти! - посоветовал Ваня.

Борька подчистил, склоняя голову набок.

- Сейчас и "москвич" пройдет, - убежденно сказал он.

- "Москвич", пожалуй, пройдет, а "Волга"?.. Давай для "Волги"!

Игра Борьке понравилась. Он ел кашу старательно, с удовольствием.

- Это уже большак,- сказал Ваня, когда посреди тарелки, на проезжей ее части, показался зеленый цветок.- Теперь даже грузовики с зубром и медведем могут разойтись.

Борька подровнял ложкой края большака справа и слева, набрал еще ложку каши и, прожевывая, подтвердил:

-- Разойдутся и медведь с зубром.

Наконец каши осталось совсем мало. Ваня нерешительно посмотрел на Борьку.

- Что будем делать с обочинами? - спросил он.

А Борька уже улыбался весело и хитро. Теперь-то он знал, что надо делать с обочинами. Каша перестала казаться скучной.

- Съем и обочины! - сияя от радости, заявил он.- И будет у меня теперь не дорога, а аэродром. Реактивный, верно? Нет, ракетный!

-- Вот так! - засмеялся довольный собою Ваня.

И было им хорошо друг с другом.

[1959]

МИХАЛ МИХАЛЫЧ

Все дети были как дети, один Михал Михалыч никому покоя не давал. С утра до вечера в квартире слышался только его голос, его крики, его песни. Начиналось с завтрака на кухне, куда Михал Михалыч обычно шел неохотно, ссылаясь на то, что у него еще зубы заспанные, но когда садился за стол, то требовал все сразу - и молоко, и рыбий жир, и огурцы, и кашу. Потом он бросался к сестрам, помогал им собраться в школу, из-за чего те плакали и нередко опаздывали на первый урок. Далее Михал Михалыч делал зарядку, "как в цирке", карабкался до потолка по книжным полкам, пересматривал все подряд, вплоть до энциклопедии, гонялся за кошкой, кричал ей "кыкысь, берегись!", наконец, давал матери советы, как варить кашу, и обязательно что-нибудь присаливал сам, да еще прибавлял газу. Все это он успевал делать одновременно, уследить за ним не было никакой возможности. Если мать начинала нервничать, он ее успокаивал: