1 ...6 7 8 10 11 12 ...54 Человеческое сердце - драгоценность, но никак не игрушка. В этом Владов был уверен нерушимо. Кем он хотел стать для Зои? Повелителем желаний и хранителем надежд. Этого он хотел, в это он верил, и более того - так он веровал. "Вначале было Слово, Слово было у Бога, и Слово было Бог, и есть Бог, и Бог есть Любовь", - так ему говорили, мягко журя и пытаясь наставить. "Вначале была Власть, Власть была у Господа, и Власть была Господь, и любуйся Властью, и властвуй Любовью", - так он восставал, и изнеженные умники шарахались от него, как изможденные птицы от молнии. Один. Владов не боялся одиночества, как и никто не боится верных друзей.
Еще когда они поднимали тост за свою первую встречу, за первые откровения истомившейся крови, Зоя, лукаво улыбаясь, вымолвила: "Мне кажется, наш роман в твоей жизни будет самым эстетичным и глубокомысленным, самым-самым из всего, что с тобой было, из всего, что с тобой будет", - и Владов улыбнулся, но это была улыбка ослепленного невыносимым светом правды, и радость рухнула в бездну одиночества, и он метался меж стен своей вдовьей квартиры, ломая крылья о камень, зная, что Зоя, озолоченная солнцем Зоя она не останется с ним навсегда.
Эстетизм? Ну-ну. Был фильм о любви Шихерлис к разгильдяю Крису; были Рахманинов и Вагнер, и Зоя, оглушенная "Летучим Голландцем", трепетала в ладонях Владова; были листы нетерпеливых посланий, исписанные торопливым почерком Владова, явно захлебнувшегося полнолунным безумием; все это было и все это иссякло. Что осталось? Владов, пустая постель - и ночь никаких таких лилий в его зрачок не бросала, - лишь черная гуща лилась прямо в сердце. А ведь было все, и Зоя, задыхаясь, стонала: "Мне хорошо...". Или: "Мне так хорошо...". Иногда: "Мне так хорошо с тобой...". Но что-то явно недоговаривалось, не было каких-то ясных и верных слов, о себе-то как раз Владов ничего и не слышал, и словно поскальзывался, и ушибленное сердце постепенно переставало доверять. Ведь все было ясно - ее Вадим не станет долго смотреть сквозь пальцы на "молодежный период", и Владов не станет отцом ее детям - ведь он годится им в братья, и... и... и... Когда-то Владов всхлипывал от счастья. Теперь...
Как всегда, они встретились у перекрестка, где схлестывались потоки вечно куда-то опаздывающих преследователей Мечты. Да, оставался последний перекресток, последнее распятие одиноких дорог, оставалось только причаститься к последнему ожиданию - и все, и будет беленький домик Клавдии, и можно будет рухнуть в колыбель полнолунных надежд... Выждав, пока схлынет волна нечаянных соглядатаев, они вместе шагнули на уже затухающий зеленый свет. "Слушай, по моим звонкам ты мчишься, как на пожар! Здорово, я люблю скорость", - так она пошутила, но Даниилу не стало смешно - на скорости тысяча чувств в минуту с сердцем не шутят - у самого порога улыбки он замер, выдохнул: "Остановись! Останься со мной! Оставь мне свой заветный цветок!". "Милый мой, все цветы увядают", - и Владова понесло, он не мог уже остановиться, и так он выпалил: "Я никогда не был для тебя Животворящим Солнцем". Зоя растерялась: "Но я же... Но мне же...", - а Владов-то никогда не ошибался, вот что! Зоя все еще продолжала что-то лепетать, а Владов уже проходил Карпатским бульваром мимо дома Клавдии, и мимо Крестовского пруда с зачахшей лилией - обратно в заплеванный подъезд. У лифта скорчилась девушка в наручниках. "Вы обручились или вышли замуж?" - съязвил Владов. Спокоен был? Был чист. Словно стряхнул наваждение. Чист и светел, как свежий пепел. Пока переодевался, пока менял бархатистую "тройку" на латаные джинсы и "косуху", решил, что хватит. Не бывать больше ни пьянящему смеху вагнеровского "Голландца", ни отрезвляющим рыданиям рахманиновского рояля. Будет безыскуственный, искренний грандж, будет дикий и дерзкий, гремучий "Жемчужный шорох"[3]. Будет: "Если я: беспечный ездок - стань отражением в зеркале заднего вида". "Вот вам и весь эстетизм", - прошептал Владов и колени подкосились. Дряхлый мотоцикл впервые завелся с пол-оборота.
Раньше первых вздохов рассветного ветра его вынесло на объездную. Где-то меж ушами, в громадном пустом куполе еще журчал "Жемчужный шорох". Владов поправил зеркало заднего вида. Полюбовался отражением - чисто. Безупречная чистота небес. Ни тебе танцующих лилий, ни яростных драконов никаких вам, батенька, Шихерлис! Перед ближайшим столбом нажал на газ. Ушел вчистую.
Никто и не сомневался, что у Владова впереди головокружительное будущее.
СОМНИТЕЛЬНОЕ УДОВОЛЬСТВИЕ
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу