Андрей Юрьев - Те, кого ждут

Слушать, как из-под пляшущих пальцев капают пьяные звуки - линк! ланк! лонк! - от палевых клавиш слоится дурман: звучащее марево, и чудятся ландыши - в полнолунную полночь так чутко дышится: мерцающим лучением зрачков, волнами волос - а в них купается мой перстень, всплывает: змея впивается в изящество цветка, в самую чашечку - серебрится змейка вдоль твоей улыбки не лови так жадно, не сцеловывай искры с мальчишеских пальцев - я стесняюсь: словно сам Рахманинов заласкан в налитую луной полировку рояля: насмешливо следит: я стесняюсь - так жалостливо: жестами плененной королевы: отталкиваешь руки, рвущие шнуровку - я вызволяю: из плена платья - и коршуном, стремглав, проваливаюсь в небо...

Вот что хочу воскресить. Иначе тополя банально оплешивеют. Я жив, пока я представляю воскрешение.

Неслышный, он покидает святилище славы, вспыливая клубы туч - и грусть волочится по пустоши неба, сметая звезды моросящей пеленой - а в тучах презрительно посвистывают вслед и щелчком плюют насмешки молний: "Отреченец!". В разостланную хмарь ничком валится вечер. Вы злы. Вам не любятся сказки.

- Вороха своих лилий.

- Чего?

- Лилий.

- Недурно. А еще?

"Я подобрал Ключи От Всех Дверей. Я подобрал потерянное Смертью", - у двери выставлен органчик - бросай монетку, пискнет диск, скрежетнет: "Джэнглинь Джэк, хау ду ю ду да да ду", - забулдыгой Кэйвом[1] здесь упиваются - и каждому входящему вливают в ухо тонику грусти: "Do You Love Me?". Ты ли любишь? - кто щепетилен и чопорен, кто разнуздан и лют тех здесь не ждут.

Да, попрошу заметить - у входа выставлен органчик, и ошалевшие от городского гула, вваливаясь, стряхивают с плеч навязчивую ночь, поспешно роются в кармашках, кошельках, расшитых портмоне. Успокойтесь. Никто здесь не вслеживается в ваше состояние. Вас тревожит ночь? Никто не выслеживает, какую дань вы платите бессоннице. А в нашем грубенорье ночь навязчива, путается в ноги баснословными шлюхами и косноязыкими попрошайками, а есть ведь еще и люди, никогда не видевшие собственных теней. Особая такая разновидность кротов-кровососов. Не беспокойтесь - у нас их не ждут.

Что вы, какие коктейли! У нас не бывает коктейлей - в меню не предусмотрены путаницы и случки. Все самое ясное - русская водка, французское шампанское, венгерские и молдавские наливки. Детям? Вы с детьми? На весь вечер? Очень лестно! Как насчет молдавских сказок - о Полуночнике, о железном волке, похищающем невест, о Фэт Фрумосе, обручившем Солнце? Так вам на второй этаж, в Тихий Зал. Что буяните? Этот остролицый стихоплет, вообще-то, не заказывал коктейль. Он просил "Bloody Mary". Только - блуд отдельно, Мэри отдельно. Его не троньте. Это Владов. Даниил. Андреевич, конечно. Он, он это придумал. Он придумал на Карпатском бульваре местечко "Для тех, кого ждут".

И ты, зеленоглазая гордячка, ты уже входишь, нет, в глухую колокольную мольбу: "Do You Love Me?" - ты не встонешь своих колокольцев: "Да, люблю, долгожданный". Ты все еще пробираешься между столиков к стойке, и белоснежным облачением напрочь отсветляешь вкрадчивых ароматников. Ты все еще стесняешься отвлечь плечистого бармена, взвешиваешь на ладони медальон, вспученный чеканкой, а Милош, и не вслушиваясь в строй строфы, уже приценивается - взять в заклад твой оберег? Или влепить пощечину, чтобы не смела продавать заклятых любящими талисманов? Или уже распахнуть навстречу губы улыбкой: "Вам никогда не говорили - ваш профиль надо бы чеканить на монетах?".

И Владов, птицей выбиваясь из хмельного забытья... Как страшно вновь сказать: "Зоя, я когда-нибудь ослепну от твоих нарядов"? Как страшно вновь встречаться с несбывшейся мечтой.

Зоя, озолоченная солнцем Зоя, твое рыжее безумие не меркнет никогда: "Я знаю только двоих фальшивомонетчиков - лжепророка Даниила и расстригу Милоша. Да, вот, фальшивомонетчиков! Вы всегда разменивались на мелочных баб. Ну, здравствуйте, что ли, сердцееды чертовы?".

- Да хоть мозгоклюи, лишь бы не спиногрызы, - Милош Борко никогда особо долго не жеманничал при встречах.

- Ты послушай только, Зоя! Встречи, разлуки - словно волны: бьются, бьются о берег души - рушатся крепости: возведенные предками, облагороженные тобой - и шелест голосов в отливы одиночества смывает обломки - как хрупка твердыня гордости! Я люблю тихие отмели - где янтарные бусинки среди песчинок воспоминаний - где причудливые раковины шепчут гимны грохоту бурь... Золото сверкающих улыбок - на кончиках пальцев моих; искорки гневливой ярости опалили мне ресницы; покровы души моей изъедены молью сердец ненавистников, моливших о возмездии - трепет памяти! Касавшиеся слишком суровой ткани твоей вплетали в нее ниточки радости, встревали иголочкой грусти, ладили мне судьбу наслаждением - одолевать ее заставы, длить нежданную нежность - наслаждение творить и быть творимым - я надеюсь: мой лик запечатлен: печатью - на листах истории сердец... Я знаю гордость одиночек, представящих верительным грамотам дружбы Герб.