Александр Каменецкий: Карта Родины

Мальчик с сосредоточенным лицом уселся на пол и замолчал. Потом вдруг вспомнил что-то, вскочил, метнулся к верстаку, захватил окурок, спички. Вернулся, снова сел, нахмурился, свел к переносице брови. Сунул окурок в рот, поджег и принялся старательно пыхтеть, кашляя и пуская хлопья сизого дыма. Терпеливо дождался, пока пламя доест сигарету до самого изжеванного фильтра, неспешно загасил окурок о подошву, встал:

- Ну, ни пуха ни пера! - Э-уу-у-ррр!..

Твердо установил свой джип в черной точке между сосков привязанного и двинулся с рокотом от Москвы через Уфу к Киеву, с трудом одолевая гору безволосого мяса, чтобы через неделю оказаться в волшебном городе на самом краю света, где проворные хачики снуют между еловых ветвей и ловят на лету блестящие шарики лесных орехов, глядя на людей веселыми глазками-бусинами...

...Мужчина был бел, смертельно пьян и страшен. Пинком распахнув стальную дверь, он застыл на пороге, остекленело водя впереди себя водянисто-голубыми глазами, размытыми круто соленой жидкостью, словно видел уже не предметы, но нечто, скрывавшееся за их жалкой облочкой, и это нечто было кошмарнее любого сна. Вздрогнув от резкого звука, мальчик обернулся и похолодел от затылка до щиколоток, тревожно перескакивая виноватым взглядом с разрисованного тела на отца, который шатался и неразборчиво хрипел.

- Здорово, сынок! - неестественно громко и бодро, с визгливой нотой выкрикнул мужчина, надсаживаясь. - Как поживаешь?!

- Я... играюсь, - пролепетал мальчик, едва управляясь с онемевшим языком.

- Играис-с-ся? - недобро переспросил мужчина, ворочая головой из стороны в сторону, как тяжело раненное животное, удивленное внезапной острой болью. - А зачем?..

- Ты чиво, папк? - мальчик снова почувствовал, как тяжелая рука сжимает желудок, и колючие мурашки ползут по спине снизу вверх. Ты... чиво это?..

Мутные глаза мужчины, бессмысленно плававшие в глубоко упрятанных морщинистых глазницах, вдруг замерли в одной точке и схватились тонкой ледяной коркой. Он сделал полшага к привязанному и громко рыгнул, дернув лицом:

- Это... что еще... за херня такая?

- Я... папк... больше не буду...

- Ах ты, сучонок!!

Горячая, как кипяток, струя, вырвавшись, шипя, из-под шорт, побежала по ноге в кроссовок.

- Я... хотел... я не буду больше, папк... я его сейчас тряпкой потру... я не...

Мужчина не слышал. Почти не сгибая коленей и растопырив руки, он подошел к привязанному, пережевывая неслышные слова.

- Пожалуйста, папк!.. - заскулил отчаянно мальчик, присев и накрыв голову руками. - Пожалуйста, не надо!.. Я больше не буду... Я помою его... тряпкой потру... Только не надо!.. Пожа-а-алуйста!

Моча хлюпала в кроссовке; мокрые трусы и шорты гадко прилипли к коже.

Мужчина остановился у неподвижного тела, деревянно тронул его ладонью. Посмотрел на сына и вдруг улыбнулся.

Мальчик на всю жизнь запомнил этот оскал.

- Карта Родины, бля... - по складам, глухо проговорил мужчина. - От Москвы до самых до окраин... бля. Знаешь эту песню, сынок? Хорошая была песня...

В луже мочи, намертво сцепив над головой руки, мальчик сидел на корточках, дрожал и рыдал. Все пространство перед ним занимал огромный, грязный, измятый гармошкой сапог с налипшей травой и размазанными комьями рыжей глины. Неотрывно глядя на сапог, мальчик ясно видел, как он обнимает, целует его, старательно слизывая грязь, и отцовская пьяная рука с высоко занесенным армейским ремнем замирает в своем беспощадном полете.

Мужчина снова оскалился, обнажив гнилые десны с криво торчащими зубами палой лошади, протянул руку и пошевелил ею в волосах мальчика, водя взад-вперед от макушки ко лбу.

- Давай споем, сынок... Га? Хорошая песня.

Покачнувшись, он тяжело плюхнулся рядом с ребенком. Бесчувственный зад выдавил лужу, свирепо брызнувшую в разные стороны. Воздух сгустился, наполнившись ядовитой вонью сивухи. Мужчина скривил руку в длинный крюк и крепко прижал к себе трясущееся маленькое тело.

- Давай, повторяй за мной...

От Москвы-и-ии... ды-д-до... с-самых-х до окраин!

Сы... юж-ж-жных го-оо-орр... ды-д-до... с-северных ма-а-аре-е-еееей!

Чела-а-авек пыр-р-рр-раходит... как хозя-а-аа-ин!

Ни-об-я-а-аа-тной Р-ро-о-одины-ы сва-а-аа-еееей!!

Мальчик молчал, плакал и трясся. Намертво сжатые ребра трещали; стиснутое между ними сердце металось, как попавшийся капкан мелкий зверь.

- Чиво не поешь? - утробно икнул мужчина и сглотнул слюну. Русский человек... он когда... пиздец приходит... поет... громко... чтоб страшно не было... Ты не бойся, сынок... ты пой... пой с батей... А потом поедем... побежим опять... далеко... на край света... побегут русские по своей земле, бля... как в сорок первом... Дом купим... в школу пойдешь... прорвемся... Ты пой сейчас, сынок... пой... не оставляй одного батю...